Итальянское Возрождение - [237]
Такую же двойственную позицию между старым и новым занимал богослов, лингвист и дипломат Джаноццо Манетти (1396–1459)[347]. Он владел, кроме латинского и греческого, также еврейским языком, тщательно изучал Священное писание, писал немало сочинений богословского содержания и в то же время улекался античной литературой и в ее духе сочинял гуманистические трактаты, в частности «О достоинстве и превосходстве человека» на тему об особенном месте человека в мироздании, характерную для философии гуманистов. Но особенно славился Манетти как оратор, автор длинных, цветистых, наполненных цитатами из священного писания, отцов церкви и античных авторов речей, которые, как это ни удивительно, выслушивались и даже хвалились его современниками. Богатый человек, Манетти тратил значительные средства на приобретение книг, в первую очередь классических произведений.
Не менее характерной фигурой на идейном горизонте Флоренции был и другой богатый пополан — Никколо Никколи (1365–1437)[348]. Не занимавшийся государственной деятельностью, почти ничего не писавший, кроме многочисленных писем своим друзьям-гуманистам, он играл, однако, особую роль в жизни все более многочисленного гуманистического кружка Флоренции. «Ни один сколько-нибудь заметный человек, приезжавший во Флоренцию, не пропускал случая посетить его», — пишет о нем его биограф и друг, книгопродавец Веспасиано да Бистиччи, подчеркивая то положение как бы «городской достопримечательности», которое занимал Никколи. Его дом был полон античными художественными произведениями, статуями, вазами, медалями, камеями. «Когда он сидел за столом, — пишет Веспасиано да Бистиччи, — он ел из прекраснейших античных ваз, и весь стол его был заставлен фарфором и другими разукрашенными сосудами. Пил он из чаши, сделанной из хрусталя или из другого ценного камня. И видеть его так сидящим за столом, таким античным, каким он был, было наслаждением»[349].
«Античное» (можно ли было похвалить его более определенно) жилище этого богатого знатока и коллекционера постоянно посещали гуманисты: Бруни, Поджо и другие менее заметные; здесь проходили беседы, споры, дискуссии. Темами их были произведения классических писателей, вопросы эстетики и этики, отношение к создателям новой итальянской литературы — Данте Петрарке, Боккаччо, которых гуманисты третьего поколения склонны были критиковать. Так, в диалоге Поджо «О благородстве» Никколи выступает с защитой чисто гуманистического взгляда на знатность и благородство как результата личных качеств и заслуг, а не заслуг или богатства предков. Резкие характеристики родовой и финансовой знати, содержащиеся в этой речи, связывают позицию Никколи со старыми, уж изрядно обветшалыми коммунальными традициями.
Но особенно привлекала знатоков в дом Никколи его библиотека. Свое значительное состояние он тратит в первую очередь на приобретение и переписку рукописей, содержащих латинские классические тексты. В доме его регулярно работают несколько писцов; друзья, и среди них неутомимый путешественник Поджо, разыскивают для него рукописи в монастырях и библиотеках Италии, Империи, Франции, даже Англии. Сам он со страстным увлечением читает новонайденные тексты, сравнивает их между собой, устанавливает лучшие редакции. Потратив на античные памятники и рукописи все свои средства, Никколи влез в долги настолько значительные, что когда в 1437 г. он 72-летним стариком умер, Козимо Медичи (незадолго до этого ставший властителем Флоренции) взял на себя расплату с его кредиторами и, как расчетливый купец, в возмещение своих расходов получил библиотеку покойного, состоявшую к этому времени уже из 800 ценнейших кодексов. Они были помещены в монастыре св. Марка, где продолжали оставаться доступными всем интересующимся. В дальнейшем они составили основу медичейской публичной библиотеки — так называемой «Лауренцианы».
Траверсари, Манетти и Никколи — монах, дипломат и богатый коллекционер — не были ни крупными учеными, ни смелыми реформаторами; многое связывало их еще со старыми верованиями, симпатиями, вкусами, но в то же время все они и большая группа их друзей и единомышленников были страстными поклонниками и пропагандистами новой идеологической системы гуманизма и сделали немало для ее распространения в самых различных кругах в самой Флоренции, а затем и за ее пределами.
Ученым-профессионалом, одним из прямых продолжателей дела Петрарки и Боккаччо и идеологических вождей гуманистов третьего поколения был Леонардо Брупи, или, как его часто называли по месту рождения, Леонардо Аретино (1374–1444)[350]. Отпрыск бедной семьи, он добился благодаря настойчивости и усердию высшего положения, к которому мог только стремиться ученый профессионал его времени. Дважды он занимал должность секретаря папской курии и дважды (второй раз в течение 17 лет — с 1427 по 1444 г.) канцлера флорентийской синьории, должность своего учителя Колуччо Салутати. К концу своей жизни Леонардо Бруни достиг такой славы, что вполне мог конкурировать со своим другом Никколо Никколи в качестве «достопримечательности» Флоренции.
