История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 - [87]
извинившись, что это не я написал.
Я раздеваюсь, ложусь спать, и через полчаса аббат Гама стучит в мою дверь; я тяну за шнур. Он входит, говоря мне, что монсеньор желает, чтобы я спустился.
– Маркиза Г. и кардинал С.К. спрашивают вас.
– Мне очень жаль. Пойдите и скажите им правду. Скажите также, если хотите, что я болен.
Не успев повернуться, я увидел, что он отправился выполнять свою комиссию. На следующее утро я получил записку от кардинала С.К., в которой он пишет, что ожидает меня на обед, что у него было кровотечение, что ему нужно поговорить со мной, и чтобы я пришел пораньше, даже если болен. Это было срочно. Я не мог ни о чем догадаться, но не ожидал ничего неприятного. Едва одевшись, я спускаюсь и иду прослушать мессу, где, я уверен, монсеньор меня видит. После мессы, он спрашивает меня мимоходом, был ли я на самом деле болен.
– Нет, монсеньор. Я просто хотел спать.
– Вы напрасно так поступили, потому что вас любят. У кардинала С.К. открылось кровотечение.
– Я это знаю. Он мне написал в этом в записке, в которой пригласил посетить его, если Ваше Высокопреосвященство разрешит.
– Отлично. Но это забавно. Я не думаю, что ему нужен третий.
– Будет кто-то третий?
– Я об этом ничего не знаю. Я не любопытен.
Все думали, что кардинал говорил со мной о государственных делах.
Я отправился к С.К., который был в постели.
– Будучи вынужден соблюдать диету, – говорит он, – я буду обедать в одиночку; но вы ничего не потеряете, потому что повар не предупрежден. Хочу вам сказать, что я боюсь, что ваши стихи будут слишком хороши, потому что маркиза в этом разбирается. Если вы их мне прочтете так, как она их читает, я не смогу к этому приспособиться.
– Она, однако, считает, что они Вашего Преосвященства.
– Она не сомневается, но что мне делать, если она решит просить меня сочинить новые стихи?
– Располагайте мной, монсеньор, днем и ночью, и будьте уверены, что я предпочту лучше умереть, чем предать вашу тайну.
– Я вас прошу принять этот маленький подарок. Это «Негрилло» из Гаваны, что дал мне кардинал Аквавива.
Табак был хорош, но аксессуар был лучше. Табакерка была из золота с эмалью. Если Его Преосвященство не умел писать стихи, он умел, по крайней мере, дарить, и это знание в господине гораздо прекрасней, чем первое.
Я был удивлен, увидев в полдень маркизу в самом галантном дезабилье.
– Если бы я знала, – сказала она, – что вы пребываете в доброй компании, я бы не пришла.
– Я уверен, – ответил он, – что вы не сочтете лишним нашего аббата.
– Нет, потому что я считаю его порядочным человеком.
Я стоял, ничего не говоря, но ощущая себя готовым уйти с моей прекрасной табакеркой при первой же насмешке, которую она бы позволила себе отпустить. Он спросил, обедала ли она, в то же время сказав, что распорядился приготовить диету.
– Я обедала, но плохо, потому что не люблю есть в одиночестве.
– Аббат, если вы хотите оказать ей эту честь, вы можете составить компанию.
Она ответила только милостивым взглядом. Это была первая великосветская дама, с которой я столкнулся. Я не мог привыкнуть к ее проклятому покровительственному тону, который не может иметь ничего общего с любовью; но я видел, что в присутствии своего кардинала она должна была так поступать. Я знал, что она должна понимать, что поддержание такого вида сбивает с толку.
Поставили стол около кровати Его Высокопреосвященства. Маркиза почти ничего не ела, помогая аплодисментами моему счастливому аппетиту.
– Я вам говорил, что аббат мне не уступит.
– Я думаю, – ответила она, – что не намного; но вы больший лакомка.
Я прошу ее сказать, на каком основании она считает меня гурманом:
– Я люблю, мадам, только тонкие кусочки, и все изысканное.
– Надо объяснить, что есть «все», – говорит кардинал.
Позволив себе засмеяться, я начал без подготовки говорить стихами обо всем, что было достойно называться избранными кусочками. Маркиза мне зааплодировала, сказав, что она восхищается моей смелостью.
– Моя смелость, мадам, это ваша заслуга, потому что я робок, как кролик, когда меня не ободряют. Это вы автор моего экспромта, cum dico quse placent dictât auditor.[82]
– Я восхищаюсь вами. Что до меня, то даже когда меня ободряет сам Аполлон, я не смогла бы произнести четыре стиха без того, чтобы их не записать.
– Осмельтесь, мадам, отрешиться от вашего Гения, и вы произнесете божественные вещи.
– Я тоже так думаю, говорит кардинал. Разрешите, я покажу аббату ваши десять стансов.
– Они сделаны небрежно; но я хотела бы быть уверена, что это останется между нами.
Кардинал передал мне десять стансов маркизы, которые я прочел, придавая им весь смысл, который может придать правильное чтение хорошему стихотворению.
– Как вы это прочитали! – говорит маркиза. – Лучше, чем это сделал бы автор. Я вас благодарю. Но будьте также любезны прочесть в том же тоне десять стихов Его Высокопреосвященства, написанных в ответ на мои. Они намного превосходят эти.
– Не верьте этому, сказал он; но вот они. Попытайтесь ничего из них не потерять при чтении.
Кардиналу не нужно было обращаться ко мне с этой просьбой, поскольку стихи были моими; я не мастер читать плохо, тем более, что Бахус прибавил огня, который маркиза, находясь перед моими глазами, зажгла в моей душе. Я прочел так, что кардинал был доволен, а маркиза вынуждена была краснеть в тех местах, где я описал некоторые красоты, которые поэзии позволено хвалить, но которые я не мог видеть. Она вырвала из моих рук стансы с раздосадованным видом, говоря, что я исказил стихи. Это было правдой, но я притворился, что с этим не согласен.
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«История моей жизни» Казановы — культурный памятник исторической и художественной ценности. Это замечательное литературное творение, несомненно, более захватывающее и непредсказуемое, чем любой французский роман XVIII века.«С тех пор во всем мире ни поэт, ни философ не создали романа более занимательного, чем его жизнь, ни образа более фантастичного», — утверждал Стефан Цвейг, посвятивший Казанове целое эссе.«Французы ценят Казанову даже выше Лесажа, — напоминал Достоевский. — Так ярко, так образно рисует характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ!».«Мемуары» Казановы высоко ценил Г.Гейне, им увлекались в России в начале XX века (А.Блок, А.Ахматова, М.Цветаева).Составление, вступительная статья, комментарии А.Ф.Строева.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
Знаменитый авантюрист XVIII века, богато одаренный человек, Казанова большую часть жизни провел в путешествиях. В данной брошюре предлагаются записки Казановы о его пребывании в России (1765–1766). Д. Д. Рябинин, подготовивший и опубликовавший записки на русском языке в журнале "Русская старина" в 1874 г., писал, что хотя воспоминания и имеют типичные недостатки иностранных сочинений, описывающих наше отечество: отсутствие основательного изучения и понимания страны, поверхностное или высокомерное отношение ко многому виденному, но в них есть и несомненные достоинства: живая обрисовка отдельных личностей, зоркий взгляд на события, меткие характеристики некоторых явлений русской жизни.
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
«Я вхожу в зал с прекрасной донной Игнасией, мы делаем там несколько туров, мы встречаем всюду стражу из солдат с примкнутыми к ружьям штыками, которые везде прогуливаются медленными шагами, чтобы быть готовыми задержать тех, кто нарушает мир ссорами. Мы танцуем до десяти часов менуэты и контрдансы, затем идем ужинать, сохраняя оба молчание, она – чтобы не внушить мне, быть может, желание отнестись к ней неуважительно, я – потому что, очень плохо говоря по-испански, не знаю, что ей сказать. После ужина я иду в ложу, где должен повидаться с Пишоной, и вижу там только незнакомые маски.
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю.
«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры.