История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 - [89]
– И он его спросил?
– Да. Святейший аудитор пришел к нему, чтобы спросить, сегодня утром.
– Но наш кардинал мог отказать ему.
– Правда, но он никогда не отказывает.
– А если осужденная персона находится под его защитой?
– Его высокопреосвященство в таком случае его предупреждает.
Через четверть часа, оставив аббата, я почувствовал беспокойство. Я подумал, что этот приказ мог бы относиться к Барбарукке или ее любовнику. Дом Далакка находился под юрисдикцией Испании. Я тщетно искал повсюду молодого человека; отправившись к нему или к Барбарукке, я боялся себя скомпрометировать. Не вызывает сомнений, что, будучи уверен, я бы пошел, но мое подозрение не было достаточно основательным. Около полуночи, собираясь лечь спать, я открываю дверь, чтобы вынуть ключ, когда с удивлением вижу аббата, который быстро входит и, задыхаясь, бросается в кресло. Узнав Барбарукку, я закрываю дверь; я догадываюсь обо всем, и, предвидя последствия, теряюсь. Взволнованный, смущенный, я не спрашиваю ее ни о чем, я пересказываю ей факты, я осуждаю ее за попытку спастись в моем доме и прошу ее уйти. Несчастный! Следовало ее не просить, а выгнать, и даже звать народ, если бы она не захотела уходить. Я не в силах был это сделать. При словах «Уходите!», она, плача и стеная, бросается к моим ногам, моля о пощаде. Я уступил, но предупредил, что мы оба пропали.
– Никто не видел меня при входе в отель, или поднимающуюся сюда, я в этом уверена, и я счастлива, что побывала здесь десять дней назад, иначе я бы никогда не угадала, где ваша комната.
– Увы! Было бы лучше, если бы вы ошиблись. Что стало с доктором, вашим возлюбленным?
– Сбиры увели его вместе с горничной. Вот что произошло. Мой любовник сказал мне прошлой ночью, что в эту ночь в одинадцать часов коляска подъедет к подножию лестницы Тринита деи Монти и будет там меня ждать; я выбралась час назад из люка нашего дома, вслед за горничной. Я влезла в его дом, оделась, как вы видите, спустилась и направилась прямо к коляске. Моя служанка шла впереди меня с моим скарбом. Огибая угол и чувствуя, что пряжка моей туфли упала, я останавливаюсь и наклоняюсь ее поправить. Служанка, думая, что я следую за ней, идет своей дорогой, подходит к коляске и садится в нее; я была всего в тридцати шагах от нее. Но вот что заставило меня застыть на месте. Едва горничная поднялась, я вижу при свете фонаря, как кучер слезает с лошади, другой человек залезает на нее и, отпустив поводья, пускает лошадей вскачь вместе с моей служанкой и моим любовником, который, разумеется, дожидался меня в коляске. Что могла я сделать в этот ужасный момент? Не смея больше вернуться домой, я следовала движению моей души, которое могу назвать невольным, это привело меня сюда. И вот я здесь. Вы говорите, что из-за этого поступка я вас потеряла, и мне кажется, что я умираю. Подскажите выход, я готова на все, даже загубить себя, если это необходимо, чтобы спасти вас.
Но, произнося эти последние слова, она стала так плакать, что это было ни с чем не сравнимо. Понимая, что ее положение ужасно, я нашел его гораздо более несчастным, чем мое, но это не помешало мне увидеть себя, абсолютно невинного, на краю пропасти.
– Позвольте, – говорю я, – отвести вас к ногам вашего отца; я чувствую, что смогу убедить его в том, что он должен спасти вас от позора.
Но в ответ на это единственно целесообразное предложение, я вижу отчаяние бедной несчастной. Она отвечает, плача в захлеб, что предпочла бы, чтобы я выбросил ее на улицу, и я сдался. Я должен был так и поступить, и я думал об этом; но я не мог на это решиться. То, что мне помешало, были слезы. Знаете ли вы, дорогой читатель, какова сила слез, текущих из красивых глаз молодой и красивой честной девушки, и несчастной к тому же? Это непреодолимая сила. Credete a chi ne ha fatto esperimento[84].
Я ощутил, что физически неспособен выставить ее за дверь. Что за слезы! За полчаса три платка были мокры насквозь. Я никогда не видел таких непрекращающихся слез, и, если они были необходимы, чтобы облегчить ее боль, никогда в мире не было равной этой боли.
После всех этих слез, я спросил, что она думает делать с наступлением нового дня. Между тем, прозвонило полночь.
– Я выйду из отеля, – ответила она, всхлипывая. В этом платье никто не задержит меня, я оставлю Рим, я буду ходить, пока меня не оставит дыхание. При этих словах она упала на пол, я думал, что она умирает. Она приставила себе пальцы к горлу для облегчения дыхания, потому что задыхалась. Я увидел, что она посинела. Я находился в самом жестоком из всех затруднений. Расшнуровав ее корсаж и расстегнув все, что ее сдавливало, я призвал ее к жизни с помощью воды, которой сбрызнул ее лицо. Ночь была из самых холодных, и не было огня, я сказал ей лечь в постель и быть уверенной, что я отнесусь к ней с уважением. Она ответила, что считает себя способной вызывать лишь сострадание, и к тому же она в моих руках, и я ее господин. Стараясь внушить ей мужество и разогреть ее кровь, я уговорил ее раздеться и лечь под одеяла. Поскольку она обессилела, я вынужден был сам ее раздеть и отнести в постель. По этому случаю я получил новый опыт о себе самом. Это было открытие. Без всякого затруднения я устоял при виде всех ее прелестей. Она заснула, и я тоже, рядом с ней, но одетый.
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«История моей жизни» Казановы — культурный памятник исторической и художественной ценности. Это замечательное литературное творение, несомненно, более захватывающее и непредсказуемое, чем любой французский роман XVIII века.«С тех пор во всем мире ни поэт, ни философ не создали романа более занимательного, чем его жизнь, ни образа более фантастичного», — утверждал Стефан Цвейг, посвятивший Казанове целое эссе.«Французы ценят Казанову даже выше Лесажа, — напоминал Достоевский. — Так ярко, так образно рисует характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ!».«Мемуары» Казановы высоко ценил Г.Гейне, им увлекались в России в начале XX века (А.Блок, А.Ахматова, М.Цветаева).Составление, вступительная статья, комментарии А.Ф.Строева.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
Знаменитый авантюрист XVIII века, богато одаренный человек, Казанова большую часть жизни провел в путешествиях. В данной брошюре предлагаются записки Казановы о его пребывании в России (1765–1766). Д. Д. Рябинин, подготовивший и опубликовавший записки на русском языке в журнале "Русская старина" в 1874 г., писал, что хотя воспоминания и имеют типичные недостатки иностранных сочинений, описывающих наше отечество: отсутствие основательного изучения и понимания страны, поверхностное или высокомерное отношение ко многому виденному, но в них есть и несомненные достоинства: живая обрисовка отдельных личностей, зоркий взгляд на события, меткие характеристики некоторых явлений русской жизни.
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
«Я вхожу в зал с прекрасной донной Игнасией, мы делаем там несколько туров, мы встречаем всюду стражу из солдат с примкнутыми к ружьям штыками, которые везде прогуливаются медленными шагами, чтобы быть готовыми задержать тех, кто нарушает мир ссорами. Мы танцуем до десяти часов менуэты и контрдансы, затем идем ужинать, сохраняя оба молчание, она – чтобы не внушить мне, быть может, желание отнестись к ней неуважительно, я – потому что, очень плохо говоря по-испански, не знаю, что ей сказать. После ужина я иду в ложу, где должен повидаться с Пишоной, и вижу там только незнакомые маски.
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю.
«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры.