История Трейси Бикер - [17]
Я постояла-постояла и отошла в сторонку. Все оглядывалась через плечо – думала, Кэм не заметила даже. И тут она подходит бочком, на одной руке держит малышку Бекки, а Уэйн ее ногу обхватил, прицепился как пиявка. Кэм меня в спину тычет своей шариковой ручкой с Микки-Маусом.
– Эй! – говорит тихонько. – Ну что, Трейси, начнем интервью?
– Да у тебя и так хватает с кем общаться. Зачем на меня время тратить? – отвечаю кислым тоном. – Правда, мы с тобой специально договаривались – да какая разница? Поду-маешь!
– Знаешь что? Пойдем к тебе в комнату. Поговорим вдвоем, давай?
– Ну ладно. Если хочешь… – Я зевнула и пожала плечами. – Вообще-то мне уже расхотелось, но если тебе очень нужно… Пойдем на минуточку.
Пока она отцепляла от себя малышку Бекки и Уэйна, все наши столпились вокруг и стали ныть, что так нечестно. И знаете, что она тогда сделала? Разрешила им записывать свои интервью на магнитофон, а главной назначила Жюстину!
– Кэм, ты с ума сошла? Они тебе магнитофон сломают – оглянуться не успеешь!
– Не сломают. Жюстина будет включать и выключать, и каждый может говорить ровно две минуты. Сначала назовите себя, а дальше говорите что хотите. А ты, Питер, не бойся – если не хочешь, говорить не обязательно.
– Совсем ненормальная! – говорю я. – Если кому и быть главным, так мне! Я одна умею с магнитофоном обращаться.
– Так покажи Жюстине, – говорит Кэм. – Тогда она тоже научится.
– Не буду я ей ничего показывать!
В конце концов я все-таки показала. Конечно, тупая Жюстина долго не понимала, а я вздыхала и закатывала глаза, а она разозлилась и хотела меня пихнуть, а я на нее замахнулась кулаком, но тут Кэм влезла между нами:
– Давайте я покажу. Смотри, Жюстина, вот это кнопка записи…
И Жюстина наконец-то сообразила что к чему. Тоже мне, Литтлвуд… Ей бы больше подошла фамилия Недотепа.
А потом мы с Кэм их всех оставили и пошли ко мне в комнату.
Я сказала:
– Придумала хитрость, как нас с Жюстиной помирить? Ха-ха, ничего не вышло, ага? Мы на всю жизнь останемся заклятыми врагами.
Кэм засмеялась. И над плакатиком у меня на двери она тоже посмеялась.
– Ты входи, тебе можно. Ты же у меня в гостях.
И я открыла дверь.
В комнате у меня вообще-то был небольшой беспорядок. Я так и не собралась застелить постель, а на полу валялись носки, пижама, огрызки печенья и стружки от карандашей, но Кэм не стала ругаться, просто аккуратно через все это переступила. Потом рассмотрела фотографии на стене и улыбнулась:
– Это твоя мама?
– Красивая, правда? Скажи, прямо как киноактриса? Может, она сейчас на самом деле снимается в кино. В Голливуде. Скоро она прилетит меня навестить. Может, увезет меня к себе и я тоже стану кинозвездой. Трейси Бикер, чудо-вундеркинд! Вот здорово будет, правда?
Я покружилась, улыбаясь до ушей, и сделала реверанс. Кэм сразу включилась в игру: захлопала в ладоши, как восторженная фанатка.
А потом сказала:
– Надеюсь, что ты и писательницей все-таки тоже будешь. Ты еще что-нибудь написала про Гоблинду?
– До того ли мне? Я же над автобиографией работала.
– А твою автобиографию можно почитать или это слишком личное? – спрашивает Кэм.
– Конечно личное!
А потом я подумала: даже Илень-Мигрень в мой дневник заглядывала. И Луиз, и Недотепа. И Хлюпику Питеру я кусочек давала почитать – чтобы увидел, как много я уже написала. Почему и Кэм не показать? Мы вроде как подружились.
Ну, я ей разрешила посмотреть несколько страничек. Все подряд нельзя было, я же о ней самой кое-что написала, не слишком лестное. А она случайно прочла, как я ее описываю, и совсем не обиделась. Наоборот, хохотала как не знаю кто.
– И правда, Трейси, статью про ваш детский дом надо было тебе поручить, а не мне! У тебя гораздо лучше получится.
– Да, а ты уже начала статью?
Тут она заерзала:
– Не совсем… Есть сложности. Понимаешь, редактор журнала хочет сентиментальный рассказ о бедных милых беззащитных детках, чтобы все читательницы схватились за носовые пла-точки.
– Правильно, так и надо!
– Да ну, Трейси, что ты говоришь? Вы здесь все совсем не милые и не беззащитные. Вы решительные, сильные и упрямые. Я хочу написать о вас настоящих, но это будет совсем не то, что нужно редактору.
– И мне такого не нужно! Кэм, напиши, что я милая! Иначе никто не захочет взять меня в семью. А я и так уже залежалый товар. Старше пяти-шести лет почти никого не берут. Начинается трудный возраст, и ты уже не очаровательный карапуз. А я еще и некрасивая. Не такая, когда люди, как увидят, сразу начинают сюсюкать. И потом еще, меня нельзя удочерить насовсем, а люди хотят собственную дочку.
– Тебя нельзя удочерить, потому что у тебя есть родная мама?
– Вот-вот. Я же говорю, она скоро за мной приедет, но все-таки до тех пор хочется жить в нормальном доме, а не тут, на свалке. А то я скоро совсем институализируюсь.
У Кэм брови поползли вверх.
– Да знаю я, что это значит! Слышала, как Илень и другие соцработники об этом распространялись. Это когда привыкаешь жить в госучреждении, вот вроде нашего детского дома, и потом уже не можешь научиться жить самостоятельно. Восемнадцать исполнится, а ты ни в магазин сходить не умеешь, ни готовить – ничего. Хотя я думаю, у меня с этим трудностей не будет. Я хоть сейчас могу жить самостоятельно. Дайте только денежек – я мигом побегу по магазинам, оторвусь по полной!
