История Сицилии - [33]

Несколько недель спустя Рогер явился под стенами крепости и пригласил правителя Энны эмира Ибн Хамуда на переговоры. Как он и ожидал, Рогер обнаружил, что эмир готов капитулировать, но не знает, как это осуществить, не потеряв лица. Великий граф к тому времени уже слишком долго прожил среди мусульман, чтобы отмахнуться от подобного вопроса, и решение вскоре было найдено. Через несколько дней эмир покинул крепость во главе своих войск и повел отряд в узкое ущелье; стоило арабам втянуться в этот проход, как их окружили гораздо более многочисленные норманнские силы, и окруженным пришлось сдаться. Как ни удивительно, никто не погиб. Победители затем направились к самой крепости, и Энна, лишившаяся эмира и его войска, поспешила уступить. Предположительно в благодарность Рогеру Ибн Хамуд позже окрестился и поселился в Калабрии, в поместье, выделенном Рогером, где и провел последние годы жизни, счастливо и в манере, к которой привык, как и подобало аристократу, будь тот мусульманином или христианином.

Таким вот образом Рогер Сицилийский стал в последнее десятилетие одиннадцатого века величайшим правителем юга, куда более могущественным, чем любой правитель материковой части Италии, включая папу. О его личности и частной жизни мы знаем возмутительно мало – кроме того, пожалуй, что он обладал в полной мере плодородием Отвилей. Сохранившиеся сведения говорят о по крайней мере тринадцати детях; более вероятно, что их было семнадцать, от различных матерей, на трех из которых Рогер последовательно женился; но этот список вряд ли можно признать исчерпывающим. Как бы то ни было, когда он умер 22 июня 1101 года, у него насчитывалось всего двое законных наследников мужского пола – оба от его третьей жены, Аделаиды Савонской, и родились, когда отцу было уже за шестьдесят. Старший из наследников, Симон, умер через три месяца после отца, в возрасте двенадцати лет; в итоге молодой Рогер, которому тогда было семь или восемь лет, наследовал отцу в качестве великого графа Сицилии. Семь лет спустя (за этот срок его мать показала себя чрезвычайно умелой правительницей-регентом) он вступил в полномочия.

К тому времени остров уже нисколько не напоминал ту тихую заводь, которой был полвека назад. Экономика переживала взрывной рост. Пролив, впервые за многие столетия, оказался безопасным для христианского судоходства; Мессина и Сиракузы процветали; купцы со всех уголков Средиземноморья заполняли улицы и базары Палермо. Внезапно Сицилия сделалась во всех отношениях центральным островом Средиземного моря. Рогер был верен в том, что и его политическое влияние должно увеличиться пропорционально; что он сам, подобно Роберту Гвискару, должен занять достойное место среди князей Европы – а также правителей Африки и Азии.

В 1128 году он реализовал первую часть своего великого замысла – присоединил два норманнских герцогства на Апеннинском полуострове, с согласия и благословения папы Гонория II в Беневенто. Теперь наконец, как и в дни Гвискара, Апулия, Калабрия и Сицилия объединились под властью одного правителя. А самому правителю едва исполнилось тридцать два. Второй шаг, однако, представлялся более сложным, ведь Рогеру отчаянно требовалась королевская корона. Это желание не имело ничего общего с личным тщеславием: Рогер стремился объединить все владения норманнов на юге в одну державу. Далее сохранять раздельные идентичности трех норманнских государств означало поощрять раскол и распад; а если эти провинции станут единым государством, данное государство с полным основанием может притязать на статус королевства. Более того, если он не станет королем, как ему вести на равных переговоры с другими правителями Европы и Востока? Внутренние обстоятельства тоже сподвигали на шаги в этом направлении. Рогеру был нужен титул, который поставит его выше старших вассалов, князей Капуи и Бари, титул, который обеспечит верность подданных более крепкую, нежели та, на какую вправе претендовать обычный герцог. При том папа остается и всегда будет высшим сюзереном, и Рогер прекрасно понимал, что не может присвоить себе корону без папского благословения.

Он никогда, возможно, не добился бы своей цели, не случись того, что, должно быть, показалось ему знаком небес. Речь об оспаривании папского престола. К началу февраля 1130 года стало ясно, что Гонорий II умирает. Его очевидным преемником был кардинал Пьетро Пьерлеони, иудей по происхождению, обладавший, впрочем, безукоризненным профессиональным опытом: он много лет подвизался монахом в Клюни, прежде чем сделаться папским легатом во Франции и в Англии (в последнюю, ко двору короля Генриха I, он прибыл с вызвавшей изумление своим великолепием свитой). Но у кардинала, естественно, имелись и враги, во главе с канцлером курии, кардиналом Аймери, который, нарушая все приличия и правила, ибо тело Гонория еще не остыло, заманил другого кардинала, некоего Грегорио Папарески, в Латеранский собор и там провозгласил его папой Иннокентием II. Почти одновременно около двух десятков кардиналов объявили эту процедуру неканонической (каковой она, разумеется, и была) и приветствовали кардинала Пьерлеони как верховного понтифика под именем Анаклета II. На рассвете дня святого Валентина в 1130 году Рим остался без папы, но к полудню их было уже двое.