История Сицилии - [31]

Впрочем, виноват прежде всего он сам. Маниак никогда не скрывал своего презрения к Стефану, командиру флота и бывшему конопатчику кораблей, который, благодаря удачному браку много лет назад, проснулся однажды утром зятем императора. Многие споры между ними были по преимуществу односторонними – флотоводец откровенно боялся Маниака, намного превосходившего его ростом; через несколько дней после взятия Сиракуз Маниак вышел из себя, схватил Стефана за грудки и потряс так, что у того застучали зубы. Это была роковая ошибка. Стефан спешно известил своего шурина-императора, обвинив товарища по оружию в государственной измене. Маниака отозвали в Константинополь и без церемоний бросили в тюрьму. Его преемник, евнух по имени Василий, оказался таким же недееспособным, как Стефан; греки утратили боевой дух и начали отступать. Но норманны отказались признавать поражение. Возник спор из-за добычи, которой, по утверждению Отвилей и их товарищей (вероятно, справедливому), норманнам досталось меньше, чем полагалось. В итоге норманны покинули византийское войско и немедленно вернулись на материк.

Там их могущество продолжало расти; и неудивительно, учитывая обстоятельства, что к середине столетия оно вызвало серьезную обеспокоенность папства. Норманны теперь стояли фактически на пороге Рима; вряд ли что-то могло помешать им войти в сам Вечный город. Папа Лев IX решил опередить события. Он собрал войско и выступил против норманнов. Две силы сошлись 17 июня 1053 года близ Чивитате, на берегах реки Форторе; папское войско было разгромлено. Норманны выказывали плененному папе всяческое уважение и доставили его в Беневенто, где и продержали почти год, пока определялись, так сказать, контуры будущего. Подробности пленения нас не касаются; достаточно будет отметить, что шесть лет спустя в городке Мельфи новый папа Николай II короновал Роберта Гвискара как правителя Апулии, Калабрии – и Сицилии.

На каком именно основании папа римский столь благосклонно пожаловал норманнского правителя территориями, которые никогда ранее не подчинялись этому правителю или его предшественникам, – вопрос спорный. Если в отношении Апулии и Калабрии еще можно усмотреть некую «обоснованность», то в отношении Сицилии папа Николай фактически творил произвол, поскольку остров никогда не входил в сферу папского контроля. Вряд ли, однако, подобные соображения смущали норманнов. Это третье владение, по сути, было со стороны папы открытым приглашением Роберту. Сицилия, зеленая и плодородная, лежала буквально на расстоянии вытянутой руки от материка и виделась очевидной целью, ее присвоение казалось логичным завершением того великого «броска на юг», который привел норманнов на Апеннинский полуостров. Она также представляла собой логово сарацинских пиратов, многие годы остававшихся угрозой для итальянских прибрежных городов на юге и западе. Словом, пока Сицилия была в руках язычников, правитель Калабрии и Апулии попросту не мог обеспечить безопасность своих материковых владений.

Местному населению потомство старого Танкреда д’Отвиля, должно быть, казалось почти неисчислимым. Как минимум уже семеро его сыновей оставили свой след в истории Италии; между тем славный род не выказывал ни малейших признаков истощения, и на исторической сцене появился восьмой сын – Рогер (или Рожер). Самому молодому из Отвилей в ту пору едва исполнилось двадцать шесть лет, однако он успел прославиться и воинской доблестью, и талантами государственного деятеля. Его брат Роберт быстро оценил достоинства своего родича. Будучи в Италии новичком, Рогер еще не приобрел каких-либо территориальных владений, а потому идеально подходил на роль второго по старшинству в предстоящей сицилийской экспедиции.

В начале весны 1060-го Роберт и Рогер совместно принудили к капитуляции византийский гарнизон в Реджо, калабрийском городе, с которого хорошо просматривалась Сицилия на другом берегу Мессинского пролива. Теперь единственным итальянским городом в руках греков оставался Бари, слишком далеко расположенный на Адриатике, чтобы причинять беспокойство. Препятствия отсутствовали, папа дал свое благословение, Западная и Восточная империи не имели сил вмешаться. Даже ситуация на самой Сицилии как будто благоприятствовала вторжению: во многих районах острова население было христианским – пусть и православным – и потому наверняка встретило бы захватчиков как освободителей. Что касается мусульман, те по праву считались отважными воинами, но они сильнее прежнего погрязли во внутренних междоусобицах. Все выглядело так, словно норманнское завоевание Сицилии будет быстрым и решительным.

На практике же понадобился тридцать один год – заметное отличие от завоевания норманнами Англии, случившегося шестью годами позже: в Англии на подавление сопротивления саксов ушло всего несколько месяцев. Затяжное покорение острова не следует приписывать исключительно доблести сарацин; скорее, во всем виноваты мятежные бароны Апулии, которые отвлекали Роберта и заставляли того расходовать на себя силы и ресурсы, в которых он отчаянно нуждался на Сицилии. При этом, как ни парадоксально, именно апулийские хлопоты превратили Сицилию впоследствии в блестящее, великолепно организованное королевство. Роберту приходилось уделять все больше и больше внимания событиям на материке, поэтому он все охотнее передоверял сицилийскую кампанию своему брату, и в конце концов Рогер потребовал официально признать его статус. В итоге произошло разделение владений Роберта, которое позволило Рогеру наконец-то избавиться от забот об Апулии и целиком сосредоточиться на управлении отвоеванным у сарацин островом.