История русской литературы XIX века. Часть 2: 1840-1860 годы - [18]

Бенедиктову ничего не стоит представить обычный танец полетом неземных существ в небесном поле среди планет и звезд, торжеством «Коперника системы» и превратить картину светского праздника в философско-демонический бал:

Вот осталась только пара,

Лишь она и он. На ней

Тонкий газ – белее пара,

Он – весь облака черней.

Гений тьмы и дух эдема,

Мнится, реют в облаках,

И Коперника система

Торжествует в их глазах.

Вот летят! – Смычки живее

Сыплют гром; чета быстрее

В новом блеске торжества

Чертит молнии кругами,

И плотней сплелись крылами

Неземные существа.

Тщетно хочет чернокрылый

Удержать полет свой: силой

Непонятною влеком,

Как над бездной океана,

Он летит в слоях тумана,

Весь обхваченный огнем.

В сфере радужного света

Сквозь хаос, и огнь, и дым

Мчится мрачная планета

С ясным спутником своим.

Тщетно белый херувим

Ищет силы иль заклятий

Разломить кольцо объятий,

Грудь томится, рвется речь,

Мрут бесплодные усилья,

Над огнем открытых плеч

Веют блондовые крылья,

Брызжет локонов река,

В персях места нет дыханью,

Воспаленная рука

Крепко сжата адской дланью,

А другою – горячо

Ангел, в ужасе паденья,

Держит демона круженья

За железное плечо.

Здесь особенно впечатляют «блондовые крылья» неземных существ и «железное плечо» демона.

Вся поэтическая стилистика Бенедиктова свидетельствует о резком разрыве с принципами пушкинской стилистики, которые были усвоены лучшими поэтами и разделялись ими – ясностью, точностью, прозрачностью мысли и ее словесного выражения. Порывая с пушкинской поэтикой, Бенедиктов не порывал с допушкинской романтической системой. Особенность Бенедиктова состояла в том, что традиционные общеромантические стилистические штампы и образы он соединил со смелыми и удачными словосочетаниями, свежей образностью, разрывающей стертую словесную ткань. Вот пример поэтической отваги Бенедиктова:

Конь кипучий бежит, бег и ровен и скор,

Быстрота седоку неприметна!

Тщетно хочет его опереться там взор:

Степь нагая кругом беспредметна.

То явление в русской романтической поэзии, которое подразумевается под словом «бенедиктовщина», означает не просто поэтическое безвкусие, вульгарность и пошлость, но странный сплав смелых и свежих выражений с бесцветными романтическими клише, возведенный на уровень философско-поэтического закона. При таких установках поэтически удачными могут быть только отдельные стихотворные строфы, фрагменты или строки. Бывают поэты одного стихотворения, ранний Бенедиктов – поэт отдельных строф и строк. Вот как смело и живописно он изображает и выражает романтический порыв земного к небесному, причем не только человека, что обычно в поэзии, а устремленность всей земли к небу:

Земли могучие восстанья,

Побеги праха в небеса!

Здесь с грустной цепи тяготенья

Земная масса сорвалась… <…>

Рванулась выше… но открыла

Немую вечность впереди.

Тут земля трудно «сорвалась» с «цепи тяготенья» и, казалось, устремилась вниз, в пропасть, но она «рванулась», поднялась, взлетела в небо и трагически узрела там «немую вечность». Так Бенедиктов представил себе горы в стихотворении «Горные выси».

Итак, в поэзии Бенедиктова, не находящейся «под строгим контролем вкуса», есть и пустая красивость, и вульгарность, и пошлость, но есть в ней и свежесть, и смелость. Как ни странно, в безвкусии Бенедиктова, в разрыве со «стилевым кодексом» эпохи – источник неожиданных открытий и даже прозрений поэта. Стихами Бенедиктова русская поэзия робко и не без ошибок нащупывала новые пути (назывное перечисление, философскую «отстраненность» образа, ритмические ходы), опробованные затем Б. Пастернаком, Н. Заболоцким, А. Ахматовой. В этом таится необычность судьбы Бенедиктова, которого одни считали непризнанным гением, другие презрительно именовали «чиновником-поэтом». Пожалуй, правда состоит в том, что чиновник, наделенный талантом, захотел стать поэтом, а одаренный поэт остался чиновником.

А. И. Полежаев (1804–1838)

Среди поэтов конца 1820–1830-х годов А. Полежаев выделялся своей несчастной и трагической судьбой, которая не щадила поэта с дней рожденья. Он был незаконнорожденным сыном, обвинен по доносу в нарушении норм общественной нравственности, сослан в качестве унтер-офицера Бутырского пехотного полка, разжалован в солдаты, лишен дворянского звания «без выслуги», страдал чахоткой и в 33 года умер.

Полежаев начал писать в конце 1820-х годов. Его стихи были отчетливо ориентированы на пушкинский принцип стилистической свободы и отличались резким смыслом, энергичным ритмом и злободневностью. Он часто отдавался во власть игровой ритмической стихии. Он умел в быстром темпе развертывать тему и мчать стих в едином порыве от начала до конца. Интонация быстрого и страстного речения передавалась им с помощью коротких строк. Это позволяло избегать многословия, точно нацеливало мысль и заостряло ее:

Я умру! На позор палачам

Беззащитное тело отдам!

Но, как дуб вековой,

Неподвижный от стрел,

Я, недвижим и смел,

Встречу миг роковой!

В отдельных стихотворениях («Сарафанчик») Полежаев пытался обратиться к народной образности.

А. В. Кольцов (1809–1842)

Многие русские поэты, обрабатывая русский фольклор, сочинили замечательные песни и романсы, создали в народном духе целые поэмы и сказки (например, «Конек-Горбунок» П. П. Ершова). Но ни для кого из них фольклор в такой степени не был