История русской идеи - [16]
Но затем пришла Смута, и Москва была вынуждена доказывать не столько свои претензии на первенство среди христианских царств, сколько само право на жизнь. Формально причиной Смуты явилось случайное пресечение династии Рюриковичей. Но глубинным её проявлением было нарастающее угнетённое настроение общества, упадок правительственного авторитета и столкновение идей правления в каждом классе. Несчастная Ливонская война, голод, мор и опричнина оставили кровоточащий след в испуганных душах. Смута породила массу событий, героев и проектов спасения государства, спутавшихся в невероятно сложный клубок.
После смерти последнего Рюриковича, царя Фёдора Иоанновича, формально власть перешла к его жене, Ирине. Но она отреклась от царства в пользу брата Бориса Годунова. Тот был возведён на престол путём земского соборного избрания. Московские дипломаты считали, что звание слуги государева, которое имел Годунов при Фёдоре Иоанновиче, «честнее всех бояр, а даётся то имя от государя за многие службы». Будущий царь немало сделал, чтобы «продвинуть» митрополита Иова на патриаршество, но ещё больше сделал патриарх Иов, чтобы сочинить и продвинуть утверждённую грамоту, где подчёркивается «неотложно бить челом государю Борису Фёдоровичу, а опричь государя Бориса Фёдоровича на государство никого не искати!». Перечень клятв для всех, кто должен был целовать крест на верность Борису Фёдоровичу, – любопытнейший документ. Чего там только нет! Вплоть до того, чтобы «не колдовать против царской семьи по ветру» и не «бежать к (перечислены властители Турции, Рима, Испании, Франции, Польши, Дании, Венгрии, Швеции, Англии) и в иные ни в какие немцы». При церемониях, возглавляемых патриархом, было пролито так много слёз, что, казалось, можно было увериться в преданности народа к доброму пастырю. Тем паче, что принимая благословение, Борис Годунов обмолвился: «Отче великий патриарх Иов! Бог свидетель, что не будет в моём царстве бедного человека! И эту последнюю рубашку разделю со всеми!». Но увы…
Его ум оказался не в силах справиться с малодушием. Ни усердие, ни щедрые дары обласканным подчинённым не помогли. Очень скоро во всём государстве воцарилась атмосфера доносительства и клеветы. «Дьявол, – говорит летописец, – вложил Борису мысль знать всё, что делается в государстве». Возобновились опалы, пытки и гонения на боярские кланы. Князя Бельского били кнутом. Романовых обвинили в стремлении «достать царство», и Фёдора Никитича постригли в монахи под именем Филарета и сослали с женой и детьми (включая будущего царя Михаила) в Пермскую волость. Тёмная история с гибелью царевича Дмитрия до сих пор будоражит умы. Три года засухи и неурожая свели на нет все усилия Бориса и патриарха. От голода умерла треть населения Московского государства. Клятва «не бежать ни в какие иные немцы» окажется пустым звуком. Бежали куда угодно: и на Дон, и во все украины, и к польскому королю Сигизмунду III, и даже к султану. Бориса Годунова погубила вера обнищавшего люда в «законного» царя-спасителя, права на престол которого не зависят от «многомятежного человеческого хотения». Очень высока вероятность авторства «проекта» самозванца, принадлежащая клану Романовых. По крайней мер, на это намекают записи пристава Воейкова, отвечавшего за заключение Романова, сделанные в 1605 году: «Живёт старец Филарет не по монастырскому чину, неведомо чему смеётся, всё говорит про птиц ловчих да про собак. Старцев бранит и бить хочет и говорит им: «Увидите, каков я вперёд буду!»».
И вот на исторической сцене появляется Лжедмитрий I, юноша-авантюрист, обладающий пылким темпераментом, без чопорности, в чём-то даже великодушный (смертный приговор взбунтовавшимся князьям Шуйским он заменил ссылкой, а затем и вообще вернул им боярство). Пожалуй, самое непостижимое в его натуре – это абсолютная уверенность в своём царственном происхождении. Кто внушил ему эту уверенность? И откуда он взялся? По словам В. Ключевского, «его спекли в польской печи, но заквасили в Москве». Существует официальная версия, которую излагали в дипломатических нотах: «Юшка Отрепьев, як был в миру, и он по своему злодейству отца своего не слухал, впал в ересь, и воровал, крал, играл в зернь, и бражничал, и бегал от отца многажда, и заворовався, постригсе у черницы…» – и т. д.
13 апреля 1605 года Борис Годунов скончался, «терзаемый страхом перед самозванцем», – так судачили его недоброжелатели. А уже 20 июля 1605 года Лжедмитрий торжественно въехал в Кремль «при ликовании народа»; новоизбранный патриарх Игнатий венчал его на царство как великого князя Дмитрия Ивановича. Под наплывом чувств «Дмитрий Иванович» заявил о намерении «царствовать милостью и щедростью, а не суровостью и казнями», стал раздавать конфискованные у церкви земли помещикам, отменил мздоимство и взимание налогов на 10 лет на лояльном Юге, оживил дискуссии в боярской Думе. Он вернул из ссылки всех своих мнимых родственников, в том числе и Романовых. По словам очевидцев, новый царь «любил поговорить», «удивлял всех начитанностью и знаниями», любил весёлую жизнь и развлечения, закатывая пиры для придворных. Народ его обожал, но подозревал в самозванстве. Раздражало его иноземное платье, несоблюдение церковных постов (он ел телятину, монахов называл «дармоедами» и «лицемерами»), а также женитьба на полячке Марине Мнишек. Описание этой свадьбы производит фантастическое впечатление. Богатства казны российского государства, накапливаемые столетиями князьями из рода Даниловичей, стали перетекать в руки польских и русских «друзей» с лёгкостью и невообразимой щедростью. Но для лукавых бояр Дмитрий оставался «ряженой куклой», которая помогла им освободиться от Годунова. При первой же возможности они оклеветали его, устроив заговор, и уничтожили с помощью разъярённой толпы. Три дня москвичи надругались над телом Дмитрия – его посыпали песком, мазали дёгтем и «всякой мерзостью», несколько раз зарывали в землю, которая его якобы «не принимала», затем сожгли, заправили в пушку и выстрелили «в направлении Польши».
