Исторiя Россiи 862—1917 - [53]

3. Задушенъ митр. Филиппъ за смѣлое слово правды (1569).

4. Подвергся безпощадному разгрому древній Новгородъ; вся его округа опустошена, — тутъ не остановились и передъ тысячами жертвъ, точно это была чужая, вражеская земля, а не своя «отчина» и «дѣдина», не своё родное добро.

5. Вмѣсто благороднаго облика первой жены Анастасіи Романовны — идётъ постоянная смѣна новыхъ «жёнъ».

6. Кощунство опричниковъ и самого царя.

7. Глумленье надъ Русской землёю — въ «цари» ей даютъ крещёнаго татарина, касимовскаго царя Симеона Бекбулатовича (1575).

8. Набѣгъ на Москву Девлетъ-Гирея (1571), напомнившій худшія времена Батыя и Тохтамыша, и, наконецъ, въ довершеніе —

9. Убійство собственными руками родного сына (1581).

Въ этой мрачной вереницѣ событій не много найдётся свѣтлыхъ штриховъ: устройство на южной окраинѣ засѣчныхъ линій отъ крымскихъ набѣговъ — но ихъ начали строить подъ давленіемъ явной необходимости; завоеваніе Сибири — но оно обязано частной иниціативѣ и совершено ослушникомъ царской воли, дѣйствовавшимъ на собственный страхъ; появленіе первой книги, «Апостолъ», составленіе «Исторіи Казанскаго царства», получившей широкое распространеніе среди грамотнаго люда — но то и другое, въ сущности, было завершеніемъ работъ, начатыхъ ещё въ свѣтлую пору царствованія.

II. Идея Третьяго Рима

Долгіе годы существованія древней Римской имперіи, покрывшей своею властью чуть не весь тогдашній міръ (orbis terrarum); грандіозная работа многихъ поколѣній, поработившихъ народы силою не только оружія, но и духовнаго превосходства, воспитали людей императорской эпохи въ убѣжденіи, что внѣ предѣловъ Рима не можетъ быть настоящей жизни, что имперія на этомъ свѣтѣ можетъ существовать только одна, а міровымъ центромъ ея долженъ быть исключительно городъ Римъ, вѣчный городъ (Urbs aeterna). Онъ вѣченъ не потому, что начало его скрывается въ туманѣ сѣдой старины, а потому, что онъ несётъ и хранитъ въ себѣ идею вѣчности. Существовали послѣдовательно три всемірныхъ монархіи: Вавилонская, Персидская и Македонская; всѣ онѣ пали, ни одна не удержалась; на смѣну имъ пришла теперь монархія Римская — она будетъ послѣднею, потому что другой, болѣе совершенной, нѣтъ и не можетъ быть. Вотъ почему городъ Римъ вѣченъ: конца ему никогда не настанетъ. Эта горделивая идея единой, вѣчной, неумирающей имперіи сложилась ещё въ языческую пору и получила новую точку опоры въ христіанствѣ. Само проповѣдуя единую религію, исключающую всѣ остальныя, христіанство закрѣпило идею единаго, вѣчнаго Рима и передало её народамъ, смѣнившимъ старыхъ римлянъ, въ обновлённой формѣ Священной Римской имперіи.

Однако перенесеніе столицы Константиномъ Великимъ на берега Босфора нанесло идеѣ единства сильный ударь. Константинополь, всецѣло преданный этой идеѣ, предъявилъ свои права на духовное римское наслѣдіе; право стать новымъ, Вторымъ Римомъ. Указывая на глубокое паденіе стараго Рима, на эти «обломки разбитаго сосуда» и на отсутствіе тамъ носителя верховной свѣтской власти, онъ утверждалъ, что «Римъ», т. е. сосудъ съ его идеей вѣчнаго міродержавія, можетъ существовать и не въ Римѣ, не исключительно на берегахъ итальянскаго Тибра, а и въ другомъ мѣстѣ, въ лицѣ другихъ людей, лишь бы оказались они способны хранить и носить въ себѣ эту великую идею.

И вотъ мы видимъ, какъ одна половина имперіи, Греческій Востокъ, никогда всецѣло не поддававшійся вліянію романизаціи, мало-помалу привыкаетъ видѣть въ Константинополѣ свой обновлённый Второй Римъ, Западъ же, наоборотъ, цѣпко ухватывается за старыя традиціи и отстаиваетъ ихъ во имя права и всего своего прошлаго. На этой почвѣ вырастаетъ Карлова монархія, Священная Западная Римская Имперія. Раздвоеніе почувствовалось ещё сильнѣе, и уже безповоротно, когда произошёлъ расколъ въ самой церкви и Греческій Востокъ, православный, противопоставилъ себя Латинскому Западу, католическому. Возникаютъ двѣ церкви; каждая изъ нихъ признаётъ единственно себя истинною и законною, обладающею правомъ олицетворять то начало единаго, которое было такъ дорого той и другой. Обѣ церкви обмѣниваются взаимными проклятіями, отлученіемъ; свѣтская власть дѣйствуетъ въ томъ же духѣ. На Карла Великаго въ Византіи смотрятъ какъ на бунтовщика, дерзкаго узурпатора; ни за Оттонами, ни за Гогенштауфенами не признаютъ правъ на императорскую корону. Германо-романскій міръ, въ свою очередь, платитъ тою же монетою.

Наша Россія воспитывалась подъ угломъ зрѣнія византійскимъ; она считала себя покорною дщерью константинопольскаго патріарха, а въ византійскомъ императорѣ видѣла верховнаго блюстителя общественной правды. Константинополь, царственный городъ, Царь-Градъ, сталъ въ глазахъ русскихъ людей дѣйствительно Вторымъ Римомъ.

Такъ продолжалось до половины XV в., когда до Москвы дошло потрясающее извѣстіе, что благочестивѣйшій императоръ и вселенскій патріархъ, — какъ разъ тѣ, кому бы и хранить больше всего истинную вѣру, впали въ тяжкую, гнусную ересь: на Флорентійскомъ соборѣ 1439 г. они признали надъ собою первенство папы и приняли ненавистное filioque.

Извѣстіе объ этомъ поразило умы, какъ громомъ. Надо мысленно перенестись въ ту эпоху, чтобы понять всё потрясающее значеніе совершившагося событія. Чѣмъ большимъ авторитетомъ у русскаго народа пользовалась Византійская церковь, чѣмъ устойчивѣе, казалось, было ея обаяніе, тѣмъ сильнѣе ошеломила дошедшая до Москвы вѣсть о состоявшемся соглашеніи. Тѣ, на кого полагались, какъ на незыблемую твердыню и оплотъ православія, — столпы вѣры, учителя и наставники, слово которыхъ цѣнилось на вѣсъ золота, — они неожиданно оказались вѣроотступниками! Смущеніе было полное, и авторитетъ Греческой церкви безвозвратно подорванъ.