Исторiя Россiи 862—1917 - [147]
3. Кавелинъ. «Пётръ Великій, съ головы до ногъ, великорусская натура, великорусская душа. Удивительная живость, подвижность, смѣтливость; складъ ума практическій, безъ всякой тѣни мечтательности, резонёрства, отвлечённости и фразы; находчивость въ бѣдѣ; рядомъ съ тѣмъ — неразборчивость въ средствахъ для достиженія практическихъ цѣлей; безграничный разгулъ, отсутствіе во всёмъ мѣры, — и въ трудѣ, и въ страстяхъ, и въ печали. Кто не узнаетъ въ этихъ чертахъ близкую и родную намъ природу великоруса? Но въ какихъ громадныхъ, ужасающихъ размѣрахъ она въ нёмъ высказалась! Несмотря ни на какія свидѣтельства, всё какъ-то не вѣрится и до сихъ поръ, чтобъ въ самомъ дѣлѣ могъ жить на свѣтѣ такой человѣкъ! Разъ почуявши своё дѣло, своё призваніе, — а до этого онъ дошёлъ не черезъ книгу или раздумье, а практикой, опытомъ, — Пётръ отдался ему всей душой, всѣмъ помысломъ, безъ колебаній и оглядки, на всю жизнь. Труженикъ, въ благороднѣйшемъ смыслѣ слова, онъ не зналъ устали и только передъ смертью догадался, „коль слабое твореніе есть человѣкъ“. Невозможнаго для него не было; всё казалось ему возможнымъ, чего онъ хотѣлъ, а хотѣлъ онъ ни больше ни меньше, какъ пересоздать московское царство въ европейскую монархію, съ европейскимъ государственнымъ устройствомъ, администраціей, науками, искусствами, промышленностью, ремёслами, торговлею, сухопутными и морскими силами, даже съ европейской общественностью, нравами и формами, — и разсчитывалъ выполненіе плана не на сотни лѣтъ, а на свой вѣкъ, желалъ самъ насладиться плодами своего „насажденія“.
«Съ этой стороны Пётръ В. есть полнѣйшій представитель своей эпохи и ея преобразовательныхъ стремленій. Формы, въ которыхъ они осуществились, принадлежатъ безраздѣльно времени, въ которое онъ жилъ; Петру принадлежитъ необычайная сила, энергія, съ которой велось дѣло, страстность, если можно такъ выразиться, темпераментъ реформы».
4. Ключевскій. «Реформа, совершённая Петромъ Великимъ, не имѣла своей прямой цѣлью перестраивать ни политическаго, ни общественнаго, ни нравственнаго порядка, установившагося въ этомъ государствѣ, не направлялась задачей поставить русскую жизнь на непривычныя ей западноевропейскія основы, ввести въ неё новыя, заимствованныя начала, ограничивалась стремленіемъ вооружить Русское государство и народъ готовыми западноевропейскими средствами, умственными и матеріальными, и тѣмъ поставить государство въ уровень съ завоёваннымъ имъ положеніемъ въ Европѣ, поднять трудъ народа до уровня проявленныхъ имъ силъ. Но всё это приходилось дѣлать среди упорной и опасной внѣшней войны, спѣшно и принудительно, и при этомъ бороться съ народной апатіей и косностью, воспитанной хищнымъ приказнымъ чиновничествомъ и грубымъ землевладѣльческимъ дворянствомъ, бороться съ предразсудками и страхами, внушёнными невѣжественнымъ духовенствомъ. Поэтому реформа, скромная и ограниченная по своему первоначальному замыслу, направленная къ перестройкѣ военныхъ силъ и къ расширенію финансовыхъ средствъ государства, постепенно превратилась въ упорную внутреннюю борьбу, взбаламутила всю застоявшуюся плѣсень русской жизни, взволновала всѣ классы общества. Начатая и ведённая верховной властью, привычной руководительницей народа, она усвоила характеръ и пріёмы насильственнаго переворота, своего рода революціи».
«Противорѣчія, въ какія Пётръ поставилъ своё дѣло, ошибки и колебанія, подчасъ смѣнявшіяся малообдуманной рѣшимостью, слабость гражданскаго чувства, безчеловѣчныя жестокости, отъ которыхъ онъ не умѣлъ воздержаться, и рядомъ съ этимъ беззавѣтная любовь къ отечеству, непоколебимая преданность своему дѣлу, широкій и свѣтлый взглядъ на свои задачи, смѣлые планы, задуманные съ творческой чуткостью и проведённые съ безпримѣрной энергіей, наконецъ, успѣхи, достигнутые неимовѣрными жертвами народа и великими усиліями Преобразователя, — столь разнородныя черты трудно укладываются въ цѣльный образъ. Реформа Петра была борьбой деспотизма съ народомъ, съ его косностью. Онъ надѣялся грозою власти вызвать самодѣятельность въ порабощённомъ обществѣ и черезъ рабовладельческое дворянство водворить въ Россіи европейскую науку, народное просвѣщеніе, какъ необходимое условіе общественной самодѣятельности, хотѣлъ, чтобы рабъ, оставаясь рабомъ, дѣйствовалъ сознательно и свободно. Вѣра въ чудодѣйственную силу образованія, которой проникнутъ былъ Пётръ, его благоговѣйный культъ науки насильственно зажёгъ въ рабьихъ умахъ искру просвѣщенія, постепенно разгоравшуюся въ осмысленное стремленіе къ правдѣ, т. е. къ свободѣ. Самовластіе само по себѣ противно какъ политическій принципъ. Его никогда не признаетъ гражданская совѣсть. Но можно мириться съ лицомъ, въ которомъ эта противоестественная сила соединяется съ самопожертвованіемъ, когда самовластецъ, не жалѣя себя, идётъ напроломъ во имя общаго блага, рискуя разбиться о неодолимыя препятствія и даже о собственное дѣло. Такъ мирятся съ бурной весенней грозой, которая, ломая вѣковыя деревья, освѣжаетъ воздухъ и своимъ ливнемъ помогаетъ всходамъ новаго посѣва».
XIV. Памятники духовной культуры.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.