Исторiя Россiи 862—1917 - [111]

Тогда же патріархъ антіохійскій Макарій произнёсъ анаѳему на двуперстіе, а новый соборъ русскихъ іерарховъ (1656) подтвердилъ её.

Такимъ образомъ, реформы Никона свелись къ простому обряду и буквѣ. Самое исправленіе книгъ, правильно задуманное и вполнѣ необходимое, ничѣмъ не расширило религіознаго сознанія русскаго человѣка, оставивъ его на прежнемъ уровнѣ духовнаго просвѣщенія. Обрядъ заслонилъ передъ Никономъ гораздо болѣе важное — нравственно-религіозную и церковную жизнь тогдашняго общества, въ частности духовенства: эта жизнь нуждалась въ реформѣ больше, чѣмъ простой обрядъ. Для вѣры и благочестія было рѣшительно всё равно, крестятся ли люди двумя перстами или тремя, двоятъ или троятъ аллилуйю, отправляютъ ли церковную службу по новоисправленнымъ или по старымъ до-никоновскимъ книгамъ: замѣна одного обряда другимъ ещё не избавляла отъ нестроенія въ жизни церковной. И дѣйствительно, Русская церковь и послѣ реформы осталась съ прежними несовершенствами, а русское общество — съ прежними пороками и недостатками, какъ и раньше, столь же далёкое отъ истиннаго пониманія духа и смысла христіанскаго ученія.

Впослѣдствіи новый соборъ русскихъ іерарховъ (1666) призналъ преобразованія Никона правильными, однако никакого проклятія и прямого осужденія ни на старопечатныя книги, ни на двуперстіе или сугубую аллилуйю, ни на другіе обряды, которыхъ продолжали держаться противники нововведеній, не наложилъ. Подвергшись опалѣ, Никонъ потерялъ прежнее вліяніе на дѣла, и соборъ счёлъ возможнымъ игнорировать прежнее постановленіе о проклятіи за двуперстіе, такъ что стало возможнымъ надѣяться, что терпимость, проявленная къ инакомыслящимъ, сгладитъ или сдѣлаетъ менѣе чувствительною пропасть, вырытую въ періодъ патріаршества Никона. Къ сожалѣнію, послѣдовавшій затѣмъ соборъ 1667 г. углубилъ её ещё сильнѣе и довёлъ дѣло до полнаго, окончательнаго разрыва.

На соборѣ 1667 г. видное участіе принимали греческіе іерархи съ двумя восточными патріархами во главѣ. Имъ принадлежало тамъ первое мѣсто и первый голосъ. Греки воспользовались благопріятнымъ случаемъ возстановить авторитетъ своей церкви, поколебленный въ глазахъ русскихъ ещё со времёнъ Флорентійской уніи, и показать, что подозрѣнія и нареканія на неё неосновательны. Подъ ихъ давленіемъ соборъ разрѣшилъ отъ клятвы Стоглаваго собора троеперстниковъ и троившихъ аллилуйю, — клятвы, якобы наложенной «неразсудно, простотою и невѣжествомъ», и, въ свою очередь, наложилъ анаѳему на двуперстіе и сугубую аллилуйю. Такимъ образомъ, старообрядцы были поставлены на одну доску съ еретиками, и тѣмъ положено начало печальному явленію въ русской жизни — расколу.

7. Личность патр. Никона. Никонъ лишёнъ былъ правильнаго систематическаго образованія и, какъ большинство его современниковъ, не умѣлъ отдѣлить въ дѣлахъ вѣры существенное отъ несущественнаго, вѣру и ученіе церкви отъ церковнаго обряда и установленнаго чина. Въ этомъ отношеніи онъ ничѣмъ не отличался отъ своихъ противниковъ; какъ тѣ, такъ и онъ былъ въ сущности типичный старый московскій начётчикъ, подчасъ очень односторонній и узкій въ дѣлѣ пониманія вѣры и благочестія. Первоначально онъ самъ держался старыхъ обычаевъ, но позже, подъ вліяніемъ кружка ревнителей и знакомства съ кіевскими учёными и наѣзжавшими въ Москву греками, измѣнилъ прежній взглядъ, сдѣлался поклонникомъ всего греческаго и съ свойственной ему энергіей, страстностью и увлеченіемъ сталъ проводить въ жизнь новыя воззрѣнія. Глубоко религіозный, съ душою, жаждущей дѣятельности, онъ сливалъ въ своёмъ представленіи обрядъ съ вѣрою и всякое измѣненіе формы, въ какую она отлилась, понималъ какъ искаженіе вѣры, нечестивое и преступное.

Вотъ почему чѣмъ ближе другъ къ другу стояли Никонъ и сторонники старыхъ обрядовъ въ ложномъ пониманіи и смѣшеніи этихъ обрядовъ съ сущностью православной вѣры, тѣмъ рѣзче разошлись они, тѣмъ непримиримѣе стало ихъ взаимное ожесточеніе. И Никонъ, и старообрядцы одинаково горѣли чистою, пламенной вѣрою, но, лишённые истиннаго просвѣщенія, они не сумѣли подняться надъ формой и породили, при пагубномъ участіи грековъ, тотъ разладь, который до сей поры раздѣляетъ нашу церковь, создавъ изъ одной двѣ церкви, — одну, господствующую, принявшую реформы Никона, другую, старообрядческую, отказавшуюся отъ нихъ, а между тѣмъ и та и другая одинаково православныя, одинаково правильно исповѣдуютъ вѣру Христову согласно ученію и постановленію 7 вселенскихъ соборовъ.

Помимо всего, духовная распря приняла особенно острый характеръ вслѣдствіе личныхъ недостатковъ Никона. Это былъ человѣкъ крутого нрава, властный, деспотъ въ душѣ, горячка, не умѣвшій владѣть собою. Облечённый громадною властью, онъ не сносилъ сопротивленія и не зналъ мѣры въ наказаніи. Его вѣра въ свой авторитетъ была такъ велика, что ему казалось достаточно одного его слова, чтобы заставить всѣхъ повиноваться, а это самомнѣніе мѣшало ему замѣчать, какъ сильно оскорблялъ онъ многихъ своими требованіями, какъ грубо задѣвалъ въ человѣкѣ самыя деликатныя его чувства. Никона ненавидѣли, и въ значительной степени эта ненависть причиною того, что многія изъ его мѣръ, сами по себѣ вполнѣ справедливыя и разумныя, заранѣе встрѣчали къ себѣ враждебное отношеніе, единственно потому, что исходили отъ него. Вводя свою реформу насильственно, Никонъ забывалъ, что въ дѣлахъ вѣры побѣду одерживаетъ не насиліе, а убѣжденіе, и что гоненіе лишь усиливаетъ сопротивленіе, превращаетъ гонимыхъ въ жертву, придаётъ имъ ореолъ мученичества и лишь увеличиваетъ число ихъ сторонниковъ.