История ромеев, 1204–1359 - [399]

Но с тех пор, как последний начал неприлично тиранизировать одновременно империю и церковь, он и в догматах вышел за пределы должного, и к разнообразным ересям приспособился, и патриархов стал назначать подходящих к его ереси. Здесь я не могу говорить об этом даже вкратце, но скажу в дальнейшем по ходу моей Истории — если и не достаточно подробно, то настолько, чтобы [читателям] понять первопричины обрушившейся впоследствии погибели.

30. При таком положении дел я не могу сказать точно, сам ли Феогност по собственной воле произвел перенос митрополии или, придя [туда], был поставлен перед уже свершившимся делом. Во всяком случае, он тоже поселился в этой митрополии и области, являющейся частью Великой России, которой случилось править этому благочестивому царю, и проводил там добродетельную жизнь, какую и подобает вести боголюбивому епископу, едва не в голос кричащую о добродетели чистоты и служащую украшением и для православия, и для этого великого Города, где он вырос и был воспитан и где решили отправить его туда.

31. Пораженные такой добродетелью этого мужа, все в этом народе — мужчины, женщины, юноши, старики — распалились ревностью о добром, а больше всех — их князья, которые и в Византий послали достаточно денег, чтобы отстроить обрушившуюся тогда часть великой церкви Святой Премудрости Божией, о чем я упоминал и в двадцать восьмой книге моей Истории. Там я среди прочего сказал, что то, как эти деньги были оттуда присланы — хорошо, а как ими здесь распорядились — нехорошо; и что [получившие] не воздали пославшим достойной [их дара] вестью, но, злоупотребив [деньгами] к собственной гнусной выгоде, постыдным образом подали слышавшим о том повод к порицаниям и оскорблениям, убеждающий думать и чувствовать ровно противоположное тому, что думалось и чувствовалось прежде. Ибо насколько равнобожественную честь [россы] прежде оказывали [патриаршему] престолу Константинополя, настолько горчайшим теперь негодованием воздавали.

32. И то, что прежде служило возвышению величия [Константинополя] в их сознании до необычайности, сравнительно недавно превратилось в пренебрегаемое, если не для всех и не совершенно, то для большинства простецов — в меньшей степени, ибо они мало в этом понимали, а для немногих — в большей, ведь они, пользуясь разумом как мерилом[2467] и критерием, не видели, чтобы прежняя молва уравновешивала нынешнюю.

Но вернемся обратно. Выше мы сказали, что три властителя всей России вместе с их подданными придерживаются православной веры и являются нашими единомышленниками, а четвертый — нет.

33. Он, располагая большей силой из-за многочисленности и опытности его войск, даже северным скифам противостоит и далеко превосходит их. В то время как другие платят им ежегодную дань, он — никогда. Ибо он живет в укрепленных местах и имеет соседями кельтов и галатов[2468], которые живут возле океана, простирающегося на Север и к острову Туле[2469], откуда вырывается зефир и куда уходит заходящее, — народ в высшей степени воинственный, и я буду не далек [от истины], если назову его непобедимым.

34. Но он придерживается чуждого образа мыслей и воздает поклонение солнцу. Тем не менее, в настоящее время он обещает стать нашим единомышленником в вопросах веры, если мы передадим посланному им послу, Роману, еписко-пию и митрополию всей России, в соответствии с установленными правилами церковными, как преемнику недавно скончавшегося Феогноста. Ибо [Ольгерд] любил его и был ему очень предан, с одной стороны, так как он по женской линии был родственником сопредельного князя, который ему приходился свойственником. Этот князь был благочестив и привержен нашим божественным догматом. Так что по этой причине и сам [Ольгерд] был дружен с Романом и охотно слушал его, когда тот часто приходил и наставлял его в благочестии, и учил его речениям пророков и апостолов, так что и у него они не сходили с уст.

35. Посему и он любил Романа частью за это, частью за то, а главным образом потому, что его частыми поучениями и наставлениями был посвящен в благочестивые догматы и приблизился к принятию божественного крещения.

Был же этот Роман из числа мужей, воспитанных в благочестии, в монашеской жизни и благоговении, носил сан священника и приобрел достаточный опыт в чтении священных книг. Он был от роду около пятидесяти пяти лет, и вид имел от природы очень величественный и почтенный.

И пришло бы дело к успешному завершению и народ бы тот принял [христианскую] веру, если бы все было сделано по просьбе пославшего [Романа в Византий] этнарха.

36. Но воспрепятствовал гнев Божий, который не позволял ромеям завершить никакое хорошее дело из-за ереси многобожия, которую беззаконно ввели нынешние предстоятели церкви. Ибо, едва Роман был здесь рукоположен-[в митрополиты], как тотчас появился оттуда другой, именем

Алексий, приехавший поспешно в Византий. Он не здесь был посеян и взращен, а там — вероятно, за деньги — получил сан от неких епископов. Таким образом, и он, подобно народу посеянных [и выросших] в тот же день гигантов, оказался митрополитом. Это был дурной, коварный и легкомысленный человек, чуждый всякого благочестивого устроения и одновременно повинный во многих преступлениях, заслуживающих извержения из сана, как следовало из пришедших позже из России писем тамошних обитателей.