История ромеев, 1204–1359 - [315]

И ты еще говоришь мне, что виновата судьба и что предопределение с необходимостью делает то, что [твоим отцом] делается!

65. С чего и откуда [ты это взял], человек? Ведь это было бы все равно, как если бы кто, ходя в середине зимы нагишом под открытым небом, полагал причину озноба вовсе не в собственной воле и решении, а в принуждении судьбы. Разве не абсолютно самовластная воля каждого человека делается для него Клото[1560] и судьбой, приносящей соответствующий корню плод? И после этого ты еще предлагаешь, чтобы я пришел и стал общаться с вами, придерживающимися такого заблуждения, в то время как мое заветное желание — чтобы расстояние мной и вами было в тысячу раз большим, чем сейчас! Но уходи, ради Бога, и не провоцируй меня на дальнейшие речи, ибо мной ничего не будет ни сказано, ни сделано такого, что пришлось бы тебе по душе».

66. Итак, Матфей, этот новый император, сказав то, чего он еще никому не говорил, и услышав, чего еще ни от кого не слышал, исполнился печали и уныния, поскольку беседа получила не такой ход, как ему хотелось. И хоть он и желал бы еще говорить и слушать, но, видя, что я отнюдь не согласен слушать его даже коротко, ушел и отнял у отца и матери всякую надежду.

Поэтому условия моего заключения сразу же стали более строгими и жесткими, ибо паламитская клика своей клеветой подогревала гнев императоров и распаляла до крайней степени. И я снова стал проводить остаток жизни, не имея совершенно никакой возможности что-либо слышать откуда-нибудь или с кем-либо беседовать.

67. С тех пор прошло немного дней, и как-то раз после захода солнца, в начале второго часа ночи[1561], когда я по обычаю возносил вечерние песнопения Христу Богу во внутренней части моего жилища, где я давно установил Его божественную икону вместе с [иконой] Пречистой Его Матери, внезапное сильное колебание, могущее по силе поспорить с теми, которым удивлялись в прежние времена, сотрясло всю землю под моими ногами[1562]. А поскольку я был взаперти, то мне пока оставались неизвестными случившиеся снаружи повреждения — те, что потерпел Византий, а также другие города. Однако колебание весьма сильно сотрясло и привело в беспорядок весь мой дом, так что большие куски отваливались и падали там и сям на пол, а мои книги срывались с места и шлепались наземь. Протяженность времени землетрясения и вскоре последовавшее его усиление привели к тому, что я уже прощался с жизнью и ожидал, что погружусь [в море] вместе с землей и всем домом. Я тогда не знал, куда обращать взор, чтобы избежать этого гнева Божия — того, который сейчас обрушивался на нас за наши грехи, и будущего, изображавшегося этими видимыми угрозами. Я изо всех сил старался упереть ноги во что-то твердое и незыблемое, но не мог противостоять постоянно качающейся земле. Положение мое было со всех сторон весьма стесненным.

68. Ибо, хотя внутри все было настолько плохо, мне и в голову не приходило выйти наружу, ибо я, с одной стороны, был пленником и боялся надзирателей перед моим дверьми, а с другой — издавна знал, что от неизбежного приговора Божия не уйти никому, будь он танцующим под открытым небом или заключенным в тюрьме. Ведь от Его воли зависит всё — и очевидное, и скрывающееся в тайных углах, — и всякий может спастись, если того желает Бог, хотя бы он видел вокруг себя тысячи вражеских ловушек и летящие со всех сторон стрелы. Но он также легко может и погибнуть, если Бог попустит.

Поэтому, простерши руки к тем божественным иконам, я мужественно переносил это сотрясение земли, трясясь

302

зов

318

вместе с нею, и помышлял в себе, что лучше мне, оставаясь там, где я доселе подвизался за благочестие, ожидать конца своей жизни, чем уповать на помощь от людей. Когда же я все-таки спасся, по Божьему промыслу, то на следующий день услышал уже и о страданиях других.

Об этом мы в дальнейшем скажем подробнее, ибо эти вещи требуют более подробного повествования.

Книга двадцать девятая

1. Когда солнце только что достигло осеннего поворота[1563], снова пришел ко мне дорогой Агафангел — по своему обычаю, тайком посреди ночи, а именно в тот час, когда петухи начинают хлопать крыльями и расчехлять свои природные трубы. Поприветствовав меня и сев, он первым делом стал расспрашивать о причине визита ко мне [молодого] императора, а затем и сам начал рассказывать о том, что произошло между тем весной и летом.

Прежде всего, он рассказал о землетрясении: среди прочего и то, что во многих местах обрушились городские стены Византия и многие дома погребли под собой обитавших в них. А из городов Херсонеса одни провалились вместе с людьми, поскольку в земле там во многих местах моментально образовались расщелины и трещины, а в других по кругу обрушились стены и попадало большинство домов, так что часть их жителей погибла мучительной смертью, а другие в тот же день автоматически попали в руки сопредельных варваров.

2. «Потому что, [— рассказывал Агафангел, — ] хотя император Кантакузин около двух лет тому назад[1564] и предоставил,

как я уже говорил, один из наиболее укрепленных тамошних городов под их поселение, чтобы иметь их под рукой в качестве защиты и союзников против его зятя Палеолога, они не долго выдержали оставаться на месте, но мало-помалу стали нарушать [договоренности] и постоянно грабить одни за другими поля, лежавшие вблизи городов, угоняли при этом людей, вьючных животных и все стада и вскоре сделали все внутренние области Херсонеса безопасным плацдармом для своей кавалерии и военным лагерем под открытым небом, ничем, казалось, не отличающимся от испокон веку привычной им азиатской земли. Поэтому, увидев поблизости от себя вызванную землетрясением катастрофу, они поспешили как можно скорее туда и без большого труда завладели домами вместе со всем добром, которое не было погребено под обломками.