История политических и правовых учений - [347]
Именно естественное правосознание как предмет знания о “самом”, “настоящем”, едином праве должно лежать в основании всякого суждения о “праве” и всякого правового и судебного решения, а потому и в основании тех “законов, которые устанавливаются в различных общинах и государствах уполномоченными людьми под названием “положительного права”».
Научные суждения Ильина о правосознании, его соотношении с иными идеальными и материальными формами, о связи с правом и с борьбой за право, с патриотизмом, с миром между народами, с поиском верховного блага, цели духовной жизни, совершенной организации социальной жизни и т. д. до сих пор еще никто не превзошел.
Основа нормального правосознания делает человека членом единой всемирной общины — «гражданином Вселенной». «Всякое такое единение людей покоится на разделении всемирной правовой общины, так что единый и безусловный естественный правопорядок делится на множество частных и условных положительных правопорядков и соответственно государств. Но духовное братство и естественноправовая связанность не угасают и не могут угаснуть от того, что человечество за все века своего существования не сумело организовать устойчивое всемирное единение на основе положительного международного права».
Но как сочетается понятие «гражданин Вселенной» с патриотизмом? Не есть ли это отвергающий родину «интернационализм»? Эти вопросы волнуют эмигранта Ильина на многих страницах его произведений. Весьма показательны в этом отношении его идеи о великодержавности, патриотизме, национализме. Все они проникнуты тем же чувством духовности и неподдельной любви к Отечеству. Ему совсем не безразлично, какой патриотизм и какой национализм пропагандировать. Из атмосферы, подкрепленной чисто коммерческими интересами, возникает нередко та форма национализма, «которая решительно не желает считаться ни с правами, ни с достоинствами других народов... и всегда готова возвеличить пороки своего собственного». Ильин решительно восстает против извращенного, «больного» национализма, превращающего утверждение своей культуры в отрицание чужой. Из такого «патриотизма» не «может родиться политика истинного великодержавия». Сразу же заметим, что «великодержавие» для Ильина «определяется не размером территории и не числом жителей,, но способностью народа и его правительства брать на себя бремя великих международных задач и творчески справляться с этими задачами. Великая держава есть та, которая, утверждая свое бытие, свой интерес, свою волю, вносит творческую, устрояющую, правовую идею во весь сонм народов, во весь “концерт" народов и держав». Сегодня понятие «великая держава» связывают, скорее всего, с наличием соответствующих вооружений, с финансовым капиталом и прочими возможностями навязывать миру определенные ценности. Тем актуальнее обращение к анализу государства в этом направлении в произведениях великого русского патриота.
«Истинному патриоту, — пишет Ильин, — драгоценна не просто самая “жизнь народа" и не просто “жизнь его в довольстве", но именно жизнь подлинно духовная и духовно-творческая». Эти положения направлены, как представляется, против тех представителей своего класса, которые утонули в сытости, погрязли в служении маммону. «Соединяя свою судьбу с судьбою своего народа, — в его достижениях и в его падении, в часы опасности и в эпохи благоденствия, — истинный патриот отождествляет себя инстинктом и духом не с множеством различных и неизвестных ему “человеков”, среди которых, наверное, есть и злые, и жадные, и ничтожные, и предатели; он не сливается и с жизнью темной массы, которая в дни бунта бывает, по бессмертному слову Пушкина, “бессмысленна и беспощадна”; он не приносит себя в жертву корыстным интересам бедной или роскошествующей черни (ибо чернью называется вообще жадная, бездуховная, противогосударственная масса, не знающая родины или забывающая ее); он отнюдь не преклоняется перед “множеством” только потому, что на его стороне количество, и не считает, что большинство всегда одарено мудрою и безошибочною волею. Нет; он сливает свой инстинкт и свой дух с инстинктом и с духом своего народа». Государство определяется именно тем, что «оно есть положительно-правовая форма родины, а родина есть его творческое, духовное содержание».
В наше время многие озаботились поиском некой национальной идеи, которую следовало бы затем внедрить в массы. И вновь Ильин актуален: «Патриотизм есть чувство любви к родине... Обретение родины должно быть пережито каждым из людей самостоятельно и самобытно. Никто не может предписать другому человеку его родину — ни воспитатели, ни друзья, ни общественное мнение, ни государственная власть, ибо любить, и радоваться, и творить по предписанию вообще невозможно». Более того, «официальный патриотизм далеко не всегда пробуждает и воспитывает в душе чувство родины, нередко даже повреждает».
Вообще национальность человека определяется «не его произволом, а укладом его инстинкта и его творческого акта, укладом его бессознательного и, больше всего, укладом его бессознательной духовности. Покажи мне, как ты веруешь и молишься, как просыпаются у тебя доброта, геройство, чувство чести и долга, как ты поешь, пляшешь и читаешь стихи, что ты называешь “знать” и “понимать”, как ты любишь свою семью, кто твои любимые вожди, гении и пророки — скажи мне все это, а я скажу тебе, какой нации ты сын».
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.