История отчаявшегося с Нового моста - [2]

Нотариус, весьма успешно справившись с возложенной на него задачей, присоединился к остальным в трактире, на который указал ему незнакомец. Он рассказал, что застал отца и дочь в ужасной тревоге, но то, что он им сообщил, казалось, очень их утешило, и не пускаясь в лишние расспросы, они пообещали хранить молчание, как их об этом просили.

- Бесчестная! Коварная! — вскричал незнакомец, давая волю своим чувствам.—Зачем только я пощадил ее жизнь! И в каком ослеплении я был, что покусился на свою собственную! Пусть же отныне единственной моей местью будет презрение. Я слишком многим вам обязан,—продолжал он, обращая взор на своих спасителей,—и не хочу долее скрывать от вас, что привело меня в бездну, из которой вы спасли меня; поверьте, хоть я и вынужден вновь и вновь просить вас сохранить в тайне все, что произошло на ваших глазах, при этом я питаю к вам полное доверие и совершенно полагаюсь на ваше слово. Так выслушайте же мою злополучную историю.

Я старший сын в очень богатой семье и был бы давно женат подобающим моему положению образом, если бы безумная страсть, побороть которую я не смог, не сделала меня бесчувственным ко всем другим благам фортуны. Два года назад я влюбился в чудовище, о котором теперь могу говорить лишь с отвращением. Единственная дочь лекаря, что жил в ту пору по соседству с нами, она была прелестна, и трудно было не полюбить ее. Я повстречал ее у моих сестер; она почитала за большую честь быть принятой у нас в доме. Я полюбил ее всем сердцем. Как только ей исполнилось двенадцать, я перестал скрывать от нее свои чувства. Своим ответом она не лишила меня надежд, но то ли сердце ее в ту пору было еще добродетельным, то ли она и тогда уже была достаточно хитра, чтобы повсюду искать для себя выгоду, но только она перестала бывать у моих сестер и словно задалась целью избегать меня. Чего только я не делал, чтобы увидеться с нею, и вот, однажды, подкараулив ее во время прогулки, стал горько сетовать на то, что она намеренно лишает меня своего общества. Она выслушала меня, и, если до сих пор я был очарован ее внешностью, то теперь еще больше пленился ее душевными качествами: признавшись, что она питает ко мне склонность, она добавила, что опасается слишком легко поддаться ей, и поскольку сознает все неравенство нашего положения и наших состояний, считает необходимым избавить нас обоих от бессмысленных страданий. С этой минуты я готов был пожертвовать ради нее всем на свете и решительно объявил ей, что сердце мое не остановится перед столь ничтожными препятствиями. Однако все мои уговоры были напрасны. Несколько недель я тщетно искал случая увидеться с нею, и в отчаянии, что она с такой суровостью меня отвергает, несколько раз даже пытался проникнуть в ее дом, но двери его неизменно оставались для меня закрытыми, очевидно, по ее распоряжению. Лекарь, которого слуги предупредили, что я грозился прибегнуть к насилию, пожаловался моему отцу, однако это нисколько не мешало моим намерениям, наоборот, сыграло мне на руку, ибо мне пришла в голову мысль обратиться непосредственно к ее отцу и заодно надоумило впредь быть осторожнее с моим собственным отцом, иначе, если иметь в виду последующие события, он неминуемо проник бы в мои тайны.

И вот, вместо того, чтобы привести в исполнение свои угрозы, я просто попросил лекаря о встрече, в чем он не смог мне отказать. Прежде всего я пожурил его за то, что, не зная ни моих истинных чувств, ни моих намерений, он так враждебно настроен ко мне, чем чрезвычайно меня огорчает. А между тем мне уже под тридцать, в этом возрасте мужчина вполне способен отвечать и за свои поступки, и за свои слова. Так вот, я питаю к его дочери самые возвышенные чувства и готов на ней жениться. И лишь с этими мыслями умоляю его не лишать меня счастья видеться с нею. Конечно же, ради своего спокойствия он вправе принять все меры предосторожности, а посему отныне репутация его дочери и мое счастье — в его руках.

Я так пылко произнес эту речь, с такой любовью и искренностью, что на лекаря она произвела сильнейшее впечатление, и ее воздействие превзошло все мои ожидания. Возражения его свелись лишь к боязни оскорбить моего отца и навлечь на себя гнев столь влиятельного человека, чья вспыльчивость хорошо ему известна. Но я легко убедил его, что в моем возрасте я вправе выбрать себе жену по собственной склонности, а приданым ей послужит ее добродетель. Что же касается отца, то я готов принять все меры предосторожности и скрою от него нашу любовь и обязательства, которые собираюсь на себя принять. Я дал ему также обещание скрывать мои чувства и от других, что, конечно же, не повлияет ни на их пылкость, ни на целомудрие. В заключение столь откровенного и искреннего объяснения я получил разрешение лекаря видеться с его дочерью. Он поставил мне только два условия: во-первых, чтобы рассеять все сомнения, я должен был немедля вступить в законный брак с его дочерью, во-вторых, на два года я должен был отказаться от своих супружеских прав, поскольку ее юность и телесное развитие вызывали у него опасения за ее здоровье. Чувства мои были столь чисты, что, не сетуя на этот приговор, который откладывал на столь долгий срок осуществление моих желаний, я счел себя слишком счастливым уже тем, что получил. Я тут же принял оба его условия и скрепил свое согласие торжественной клятвой у ног его дочери, которая, казалось, была не менее, чем я, довольна таким неожиданным оборотом дела. Мы условились, что отныне я могу свободно приходить к ним, однако, чтобы про эти визиты не прознало мое семейство, они переедут жить в другой квартал. Я взялся подыскать им удобный дом и обставил его со вкусом и роскошью. В тот день, когда они въехали в него, мы отпраздновали нашу свадьбу. Отказавшись от пышных церемоний, я, однако, позаботился о том, чтобы все приличия были соблюдены и чтобы наш брак, который должен был стать отрадой моей жизни, был заключен подобающим образом.