История Невского края - [54]
Стратегическое преимущество расположения крепости на Заячьем острове вызывает сомнения. Историк Ю. М. Пирютко пишет: «Достаточно взглянуть на карту невской дельты, чтобы убедиться в изначальной непригодности Петербургской крепости для обороны. Теоретически ее бастионы действительно могли держать под прицелом два рукава Невы. Дело, однако, в том, что фарватер, который использовали шведы, шел отнюдь не по Малой и Большой Неве, а по Большой Невке, в стороне от крепости. Современники, не понимая, зачем нужна была такая крепость, предполагали, что Петр I просто хотел обучить на ее примере своих подданных искусству фортификации». И действительно, выстроенная с колоссальными затратами, Петропавловская крепость ни разу за все время своего существования не служила для военных целей, в том числе и в период, когда шведы по горячим следам пытались вернуть себе утраченные земли. А когда вокруг крепости вырос город, ее существование полностью потеряло оборонительный смысл. Фоккеродт писал: «Хотя все инженеры согласны в том, что эта крепость довольно сильна, и трудно взять ее по ее положению, но думают, что по той же причине она не может приносить и особенной пользы, так как она не в состоянии оборонить ни города Петербурга, ни окрестной страны, даже доставить убежище войску и тревожить отрядами неприятеля». Более того, крепость на Заячьем острове не только не могла защитить город>[129], наоборот, в случае нападения на нее город пришлось бы уничтожить, подобно тому как комендантом И. Аполловым был уничтожен Ниен. Вообще, на композиционно-планировочное сходство этих пар: Ниеншанц — Ниен, крепость Санкт-Петербург — город Санкт-Петербург обратили внимание некоторые исследователи, в частности Д. Л. Спивак. Эти наблюдения приводят к мысли о том, что строительство крепости, которую мы сейчас называем Петропавловской, изначально не столько преследовало военные цели, сколько являлось демонстрацией сил и намерений русского царя. Возведенная в непостижимо короткий срок крепость, во всех отношениях превосходящая шведский Ниеншанц, должна была стать символом победы над противником, свидетельством силы русской державы и ее надежного положения на завоеванном морском берегу, то есть, в сущности, выполняла именно то, что было главной целью России в Северной войне. И кстати, заметим, что Петропавловская крепость продолжала строиться и укрепляться даже тогда, когда всякая возможность ее военного использования полностью исчезла; она стала на долгие годы символом незыблемости русской монархии.
Таким образом, Петропавловская крепость является не столько фортификационным сооружением, сколько зримым воплощением некой идеи. Эта идея выражена как самим фактом существования крепости, ее размерами, мощью, скоростью постройки, так и отдельными элементами ее архитектурного оформления. Рассмотрим важнейший из них — главные ворота, названные Петровскими.
Сначала в 1708 году по проекту Доминико Трезини их возводят из дерева. Несколько лет спустя ворота перестроены в камне, причем и внешний облик, и скульптурное убранство было сохранено. Ныне они существуют в первозданном виде, если не считать того, что при пожаре 1756 года сгорели украшавшие их деревянные статуи апостола Петра и двух трубящих ангелов, находившиеся на верхнем крае ворот, аллегории Веры и Надежды на закруглениях волют и фигуры воина и Нептуна на постаментах по бокам ворот.
Петровские ворота Петропавловской крепости. Фиксационный чертеж. 1730-е гг.
Место, на котором были поставлены ворота, в соответствии с представлениями петровского времени, является священным. Известная рукопись XVIII века «О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга»>[130] излагала придуманную, но ставшую впоследствии общепринятой версию основания крепости и города. Согласно легенде, 16 мая 1703 года Петр Великий совершил ряд ритуальных действий, в числе которых было и следующее: «изволил разметить, где быть воротам, велел пробить в землю две дыры и, вырубив две березы тонкие, но длинныя, и вершины тех берез свертев, а концы поставлял в пробитые дыры в землю на подобие ворот. И когда первую березу в землю утвердил, а другую поставлял, тогда орел, опустясь от высоты, сел на оных воротах; ефрейтором Одинцовым оной орел с ворот снят. Царское величество о сем добром предзнаменовании весма был обрадован». Далее рукопись сообщает, что «великому и равноапостольному царю Константину», когда он искал место для города, возведение которого было ему поручено самим Богом, также явился орел, указавший, где строить. Огромный двуглавый орел, отлитый из свинца мастером Франсуа Вассу и укрепленный над аркой Петровских ворот (первоначально, судя по описаниям Берхгольца и др., с внутренней стороны), явился как бы материализацией этого сюжета и одновременно заострял его смысл: двуглавый орел — герб российского государства (перешедший, кстати, к России от империи Константина Великого) и, стало быть, само божественное провидение, направившее орла к месту закладки крепости, указало таким образом на то, что отвоеванная у шведов земля должна принадлежать России.
