История Невского края - [47]
», были не беспочвенны. В православных общинах Невского края возникали явления, совершенно не свойственные патриаршей церкви>[114] в целом и по сути аналогичные европейскому реформаторству. Известно, что Сидор Сизов, священник православной церкви села Спасского, в некоторых случаях совершал церковные службы на ижорском языке, поскольку многие из его прихожан-ижор не понимали по-славянски (вспомним, что одной из ключевых идей европейской реформации был перевод церковных служб с латыни на разговорные языки). В некоторых королевских указах, касающихся проблем вероисповедания на Ижорской и Карельской землях, говорилось о том, что православные могут сами избирать себе священников; неизвестно, пользовались ли жители Ингрии этим правом, распространенным в протестантских странах и совершенно не свойственным православию, но даже сама возможность такого выбора священника должна была произвести сильное впечатление на местных верующих.
Таким образом, на уровне отдельных священнослужителей и их прихожан православие в Ингерманландии некоторыми чертами сближалось с протестантизмом. Однако, разумеется, это сближение не представляло ценности для шведских миссионеров, стремившихся формально обратить своих новых сограждан в лоно лютеранства.
Для соседней Финляндии принятие лютеранства стало важнейшим фактором в развитии национальной культуры: Микаэль Агрикола, ученик Лютера, создал первый финский букварь и перевел на финский язык Евангелие. Стараниями лютеранской церкви грамотность быстро распространилась среди финнов. Подобные же религиозно-просветительские цели преследовались и протестантскими миссионерами в Ингерманландии. В 1625 году в Стокгольме под руководством опытного печатника Петера фон Целова была создана типография для печатания кириллицей лютеранских книг на финском и русском языках. В переводах здесь были напечатаны несколько десятков изданий, в том числе и «Малый катехизис» М. Лютера. Среди выпущенных типографией книг были не только религиозные, но и светские, например шведско-русский словарь.
Катехизис, составленный на финском языке (напечатан кириллицей) Стокгольм, 1644 г.
Но постепенно, особенно после русско-шведской войны 1656–1658 годов, побуждение к принятию лютеранства стало приобретать все более силовой характер и, соответственно, стало встречать все большее сопротивление. Шведские власти начали давать перекрещенцам налоговые послабления и, наоборот, увеличивали поборы с тех, кто сохранял свою веру.
Тем не менее православные церкви продолжали действовать на Ижорской земле в течение всего периода шведского правления. Особенно тяжелым стало положение приверженцев греческой веры в начале 1680-х годов, когда суперинтендант>[115] Нарвы Иоганн Гезелий-младший выдвинул идею о том, что православие является противоестественным для финноугорских народов, не понимающих церковно-славянского языка, а свет божественного евангельского учения может дойти до них только с помощью лютеранской религии, в которой богослужения ведутся на родном для прихожан языке. Руководствуясь этой идеей, Гезелий при поддержке генерал-губернатора Ингерманландии графа Йёрана Сперлинга вынудил представителей местного православного духовенства подписать документ, согласно которому не говорящие по-русски жители переставали считаться прихожанами православных храмов и переходили под начало лютеранской церкви. Уже известный нам священник Сизов демонстративно отказался подписать этот документ и стал призывать своих прихожан не подчиняться давлению, но был арестован как смутьян. Отстаивая свое право на свободу вероисповедания, жители Ингерманландии подавали жалобы местному начальству и даже добирались с ними до Стокгольма. Непосредственный результат этих жалоб всегда был отрицательным: их признавали необоснованными, жалобщиков штрафовали, арестовывали и наказывали шпицрутенами. Но в итоге правительство все же вынуждено было принять меры для ослабления притеснений. Специальными королевскими указами было подтверждено равенство между православными и лютеранскими священнослужителями в отношении сбора церковной десятины, на которую существовали приходы, а лютеранская миссионерская деятельность стала проводиться более мягко.
Гонения на православие были, несомненно, одной из главных причин, побуждавших жителей Ингерманландии бежать в Россию. При этом беженцы, не желавшие жить под «еретической» властью, почти без исключения относились к крестьянству и духовенству. Представители же других социальных слоев: купцы, ремесленники, служивое дворянство — в большинстве предпочитали остаться в шведских пределах, нередко отстаивая свое право на свободу вероисповедания. Эти противоположные друг другу позиции во многом отражали разницу между патриархальным средневековым жизненным укладом, свойственным крестьянской среде, и буржуазным (бюргерским) духом, составлявшим в этот период основу культурно-психологического типа жителя Невского края.
Резкое сокращение численности населения Ингрии, вызванное переселением в Россию, заставило Стокгольм озаботиться исправлением ситуации. Еще в 1617 году Густав Адольф призвал шведских дворян перебираться за море, обещая свое покровительство, а также избавление от налогов и податей на несколько лет. Через пять лет своим указом король даровал те же привилегии немецким переселенцам, которые должны были привозить с собой и крестьян. Привлекались на жительство в Ингерманландию и голландцы. Такая политика принесла некоторый успех: немецкие колонисты, большей частью из Мекленбурга, появились в Ингерманландии, однако многие из них, столкнувшись с трудностями освоения чуждого им жизненного пространства, вернулись на родину. Другим, более надежным источником восполнения человеческих ресурсов стала соседняя Финляндия: по подсчетам этнографов, переселенцы из Финляндии в 1656 году составляли 41,1 % от общего населения Ингерманландии, в 1671 году — 56,9 %, а в 1695 — 73,8 %. Потомки этих переселенцев, говоривших по-фински и исповедовавших (в отличие от ижоры и води) лютеранство, составили самостоятельную этническую группу, которая так и стала называться ингерманландцы или ингерманландские финны и была в течение нескольких столетий важнейшим элементом в пестрой картине народов, населявших Ижорскую землю.
