История Невского края - [46]

Разбираясь в причинах этой миграции, следует учесть, что бежали в Россию беднейшие крестьяне, которым терять на старом месте было нечего. Те же, кто обладал имуществом — добротными домами, скотом, сельскохозяйственными и ремесленными орудиями — расставаться с этим не спешили. Воевода Пушкин во время войны доносил царю о корелах-переселенцах: «которые, государь, кореляне небогатые люди, и те в твою государеву сторону идут беспрестанно, а которые, государь, кореляне богатые люди и заводные домами своими, и те в твою государеву сторону итти не хотят».

Были, впрочем, и бежавшие в обратном направлении. Как пишет историк Е. В. Анисимов, «беглые крестьяне и холопы из Новгородского, Тверского и других уездов семьями и поодиночке переходили границу и селились „под шведом“ — здесь было жить все-таки привольнее».

Все это говорит, что миграционные процессы этого времени имели очень сложную природу и отражали различия в социально-экономическом развитии территорий по обе стороны границы. В Швеции в этот момент традиционный поместный способ хозяйствования переживал глубокий кризис. Неэффективный труд крестьян не мог обеспечить землевладельцу дохода, сопоставимого с доходом, скажем, от участия в коммерческих предприятиях. Роль поместного землевладения в экономике стремительно сокращалась. Как утверждает известный специалист по истории Северной Европы X. А. Пийримяэ, «важным фактором экономического развития скандинавских стран в XVII веке стал процесс накопления капиталов. Основным его источником оставалась торговля на Балтийском море».

В России же, наоборот, основу экономики составляло сельское хозяйство. Завершался процесс закрепощения крестьян, основной формой богатства был не капитал, а земля и населяющие ее крестьяне. Этим и объясняется стремление царя привлечь новых холопов на свои угодья, создавая для переселенцев поначалу сравнительно льготные условия существования. Достижению этой цели способствовал и еще один фактор — религиозный.

Православие и лютеранство

Столбовский договор оговаривал свободу вероисповедания на отошедших к Швеции землях, и, соблюдая его, король призывал своих епископов не предпринимать насильственных действий для обращения иноверцев в протестантство. Более того, шведское правительство, вероятно опасаясь увеличения числа перебежчиков, направило в Москву в 1618 году ходатайство о том, чтобы из России присылались игумены, священники и диаконы в Ингрию и Карелию, а новгородский митрополит посещал бы эти земли для освящения церквей и тому подобных нужд. В течение всего XVII века появилось несколько королевских указов, подтверждающих свободу вероисповедания на вновь приобретенных шведских землях. Вообще, в отличие от других европейских стран, внутри которых в это время еще продолжалась начавшаяся с Реформацией ожесточенная межконфессиональная борьба, для Швеции было характерно лояльное отношение к иноверцам, в том числе и к проживавшим на присоединенных землях.

И тем не менее нельзя сказать, что православная и лютеранская конфессии на территории Невского края в период шведского владычества сосуществовали в мире и согласии. Их соперничество, которое порой принимало острые формы, было одним из проявлений глубинных социальных процессов, затрагивавших в той или иной степени все народы Европы.

Протестантизм, как отмечал знаменитый немецкий социолог Макс Вебер, явился этическим основанием зарождающегося буржуазного общества. А как мы помним, специфические природно-географические условия Невского края способствовали развитию здесь именно городской, то есть бюргерской, буржуазной культуры. Это (в соединении с сохранявшейся еще с новгородских времен традицией религиозной толерантности) привело к тому, что лютеранство не было встречено враждебно на берегах Невы. Некоторые местные жители приняли лютеранство, в их числе были дворяне, поступившие на королевскую службу. Другие, а таких было большинство, не изменяя вере своих предков, вполне лояльно отнеслись к тому, что стали проживать в лютеранской стране. Но с точки зрения московской церкви и московской власти эти люди являлись в значительной степени отпавшими от православия.

Дело в том, что после захвата турками Константинополя в 1453 году Византийская империя прекратила свое существование, и Московское государство выступило ее духовным наследником и заявило о своей претензии быть единственным хранителем подлинной христианской веры. Стало быть, истинный православный мог быть подданным только московского государя. И поэтому русских православных купцов, оставшихся на шведских землях и приезжавших по торговым делам в Новгород, даже тех, про которых было доподлинно известно, что «они в православной вере тверды», царь Михаил Федорович велел «пускать к церквам, которые на посаде, а в Каменный город в соборную церковь <св. Софии> их не пускать». То есть предполагалось, что живущие по своей воле под шведами — не подлинные православные и, прикасаясь к великим православным святыням, они причинят им «поруганье».

И кстати, опасения, что живущие в шведских пределах «могут в православной вере пошатнуться