История Молли Сиблис - [3]

Его страсть ко мне вспыхнула с новой силой, зато теперь начала остывать я сама. Разлюбив его, я вспомнила, какие страдания перенесла, и решила наказать его за это. У него был красивый дом в предместье Лондона, он не раз возил меня туда, и всякий раз я еле вырывалась из его объятий. Я знала в этом доме все ходы и выходы, и лучше всего мне был знаком его кабинет, где хранились деньги, драгоценности и украшения его покойной супруги. Как-то ночью я неслышно поднялась с постели и провела в дом моих людей, которым заранее дала все указания; они последовали им столь прилежно, что сумели вынести все самое ценное не только из кабинета, но и из многих других комнат дома.

На следующий день я наслаждалась горем моего любовника, которого теперь почти презирала, потому что, как только я разлюбила его, мне сразу открылась вся его никчемность. В конце концов я его бросила.

Спустя некоторое время я повстречала на прогулке в парке одного француза, который только что приехал в Лондон. Едва увидев меня, он последовал за мной, не отставая ни на шаг, и взгляды его были весьма красноречивы. Я вполне непринужденно дала ему возможность заговорить со мной. Он воспользовался этим, как завзятый волокита. И повел себя весьма обходительно. По-английски он изъяснялся плохо, но я его понимала. Я получила такое удовольствие от беседы с ним, что, забыв о своем первоначальном намерении над ним посмеяться, решила, напротив, с ним сблизиться. Он предложил проводить меня домой, я согласилась. Приняв меня поначалу за обыкновенную искательницу приключений, он был приятно поражен моим красивым домом, роскошной обстановкой, многочисленной прислугой. Буквально все приводило его в восхищение. Он просто не помнил себя от восторга и не мог говорить ни о чем другом, как только об окружавшем его великолепии. Из этого я заключила, что, несмотря на изысканные манеры, в высшем свете он не бывает и в роскоши не купается. Эти соображения заставили меня быть более сдержанной. Хоть я была все так же расположена к нему, я сочла необходимым подвергнуть его испытанию; мне хотелось увериться, что он действительно влюблен в меня — только это мне и было от него нужно. Я придумала предлог, чтобы отложить награду, которую он надеялся получить в тот же день. Он вернулся назавтра, и я снова обласкала его, но была тверда в своем решении до поры до времени ему не уступать. Мои прежние любовники безумно ревновали. Я принудила их к молчанию. Постепенно я все серьезнее относилась к моему новому увлечению, не знаю, что мною двигало, любовь или тщеславие, но я хотела, чтобы француз потерял голову от любви ко мне.

Он тем временем продолжал ухаживать за мной и клясться мне в любви, но я почему-то никак не могла окончательно увериться в его искренности. С каждым днем мое первое впечатление о нем подтверждалось.

Это был человек своекорыстный, в высшей степени алчный, и если ему в чем-то не везло, он не щадил никого, не пощадил бы и меня. И все же, несмотря на все его недостатки, меня влекло к нему. Один мой поклонник навел о нем справки среди французов, живущих в Лондоне, и сообщил мне, что он якобы последний проходимец без роду, без племени и только беззастенчивым жульничеством добывает себе средства к существованию, что он бежал в Англию из Франции, где был осужден за мошенничество. Все это я сочла клеветой, ревнивыми измышлениями соперника. Впрочем, у меня у самой совесть была нечиста, так разве пристало мне слишком строго судить проступки других!

Прошло несколько недель. Я сгорала от нетерпения и в конце концов решила закрыть глаза на все, что побуждало меня до сих пор выжидать, как вдруг одна из моих служанок пришла предупредить меня, что моя горничная потихоньку собрала все свои вещи, прихватив и кое-что из моих, и, судя по всему, собирается бежать с французом, который постоянно бывает у нас в доме и с которым она давно уже путается. Какой же это был страшный удар для меня! А я-то собиралась в ту ночь предоставить ему последнее доказательство моей любви! Я была вне себя от злобы. Я вызвала к себе горничную. Объявила ей, что мне все известно: она обокрала меня и собирается бежать, и я могу сию же минуту передать ее в руки правосудия, но если она искренне мне во всем сознается, я пощажу ее. От страха она тут же призналась мне, что француз, наобещав ей златые горы, уговорил ее бежать вместе с ним из Англии, и они назначили свой побег на завтра, по его указаниям она крала у меня все, что попадалось ей под руку, и этой ночью они собирались вместе проникнуть ко мне в спальню, чтобы очистить все шкафы и сундуки, а если я вдруг проснусь, то и покончить со мной. После этого признания она бросилась мне в ноги, уверяя меня, что всегда меня любила и сама не понимает, как этот дьявол француз сумел околдовать ее. Я простила ее, однако же с условием: она скроет от негодяя, что мне все известно. И приказала вести себя с ним по-прежнему, чтобы до поры до времени он ничего не заподозрил. Потом я заперлась одна в комнате и стала обдумывать планы мести. Поначалу в голове было лишь одно: я должна убить его. Тем более, что убивала я уже не раз, и далеко не всегда у меня были для этого столь серьезные причины. Что такое корыстный интерес по сравнению с поруганной любовью? Однако, вспомнив, сколько страданий он мне доставил, я сочла несправедливым, что страсть моя так и останется неутоленной. Тогда я решила провести с ним ночь и утром задушить его в моей постели. Единственно, что меня беспокоило: как скрыть преступление? Однако справилась я с этим весьма успешно с помощью все той же горничной, которая и раньше пользовалась моим доверием и не раз помогала мне в подобных делах.