История меланхолии. О страхе, скуке и чувствительности в прежние времена и теперь - [61]
Рассказы о людях, пораженных фугой, были своего рода страшилками для европейцев в начале XX века. Беглецы провоцировали общество, рождая в душах остальных граждан мечты о бегстве. К тому же они, как нарочно, выбирали для своих путешествий самые романтичные места. Газеты в подробностях описывали эти случаи. В центре внимания прессы был не только Альберт Дадас, но и другой мужчина, который, лишившись памяти, добрался от
Праги до Триеста в обществе слуги и попугая, а потом в забытьи за восемь дней проделал путь до Марселя.
Вряд ли, однако, таких людей было много. Почему же в обществе говорили об эпидемии? Явно, что проблема не ограничивалась необходимостью вернуть домой нескольких потерявших память мужчин.
В связи с темой фуги актуализируются два социальных феномена, обсуждавшихся в то время в обществе: новорожденный туризм и угроза бродяжничества. Первый был средством отдыха и получения новых впечатлений, второй пугал своей асоциальностью. Между этими двумя полюсами колебались обычные граждане, отношение которых к ситуации в обществе было двойственным: с одной стороны, они стремились жить по его законам в соответствии с требованиями рациональности и эффективности, с другой — хотели освободиться от этих требований и уезжали в другие страны к другим культурам. Для амбициозных личностей бегство могло происходить только на определенных условиях. Оно символизировало свободу, но свободу, при которой сохраняется все, что у человека есть, и нет риска социальной деградации. Возвращение домой к привычному порядку воспринималось как логический конец бегства.
Путешествия имели экзистенциальный смысл: они символизировали освобождение и вдохновение, выход из «темницы», преодоление меланхолии, тоски и пустоты. В действительности, доктора понимали, что путешествия очень полезны. Новые впечатления (перемены) считались хорошим лекарством от беспокойства, страхов и депрессии. Благодаря отъезду можно было решить назревшие проблемы, избежать скандала, банкротства, вылечить страсть, болезнь, скрыть беременность и неподобающие любовные отношения. Отправляя в путешествие неудобного или психически больного родственника, высокопоставленные семьи пытались залатать трещины в безукоризненном семейном фасаде. Психиатры относились к этой тактике замалчивания проблем очень по-разному>16.
«Фуга» обострила существовавшие противоречия. Бегство было радикальным выходом из дискомфортной ситуации. Убежать, вырваться, оставить все в прошлом, у стремиться куда-то — значило проявить не только волю к свободе и независимости, но и способность к бунту против душного и замкнутого существования. Художественная литература дает множество тому примеров. «Уезжаю!» — и этим все сказано. Среди персонажей много женщин: начиная с госпожи Бовари и ее несостоявшегося путешествия и заканчивая неукротимой Норой из «Кукольного дома»*. Для поколения писателей, родившихся после Первой мировой войны (Джек Керуак и др.), тема бегства становится культовой.
Феномен фуги превратился в классовую проблему. По мере того как знать и буржуазия все активнее путешествовали и развлекались, среди рабочих и низкооплачиваемых служащих увеличивалось количество «беглецов». Задавленные работой и убогими бытовыми условиями, эти люди мечтали о продвижении по социальной лестнице. Медицинские эксперты истолковывали их «побеги» как своего рода компенсацию. «У приказчика, живущего в крошечном замкнутом мирке, инстинкт бродяжничества служит проявлением природной тяги к свободе»>17.
Однако рано или поздно «беглецы» попадали в руки полиции или врачей. Иногда это шло им на пользу. Соответствующий диагноз избавлял от наказания не только дезертиров, но и других пациентов, которых иначе могли заподозрить в неблагонадежности и поставить на одну ступеньку с цыганами, бродягами и кло-шарами. Когда шведские врачи ставили диагноз «вагабондизм» отпрыскам знатных семей, которые, пренебрегая буржуазными условностями, не хотели делать карьеру, и те и другие (то есть и врачи, и пациенты) шли на определенный риск. В обществе вплоть до середины XX века был очень силен страх перед импульсивными отъездами (хотя после двух мировых войн Европа сильно изменилась) и склонность к бродяжничеству являлась так называемым социальным основанием для стерилизации в соответствии с законами, существовавшими в то время в Швеции. Добропорядочному гражданину следовало быть работящим, ответственным и оседлым.
Путешествие — не просто туристическая поездка, а Путешествие как мечта о свободе и возможность бегства — стало центральным символом современной культуры. Хотя в реальности границы между свободными и навязанными действиями оказались очень расплывчаты. Одержимость путешествиями превратилась в навязчивое состояние. Подруга Альфреда Нобеля Софи Хесс без устали переезжает с курорта на курорт, и не она одна, среди людей ее круга переезды приобрели невиданный размах и превратились в культурный синдром. Бесконечные поездки Макса Вебера больше напоминают бегство.
«Беглецы» были одновременно неординарными и асоциальными персонажами, олицетворявшими мечту о разрыве с обществом — без компромисса, без воспоминаний. Такие случаи происходили в разные времена и всегда привлекали к себе пристальный интерес средств массовой информации. Один из последних примеров — «пианист», найденный апрельской ночью 2005 года в английском городе Ширнесс, графство Кент, или «человек на плоту», которого вытащили из воды в Северном море, — личности обоих путников неизвестны, сами о себе они ничего не помнят.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.