История меланхолии. О страхе, скуке и чувствительности в прежние времена и теперь - [57]
Следующая группа препаратов состояла из барбитуратов, созданных немецкими химиками в начале XX века и названных по имени возлюбленной одного из ученых, Барбары. Барбитураты имели целый ряд преимуществ: форма выпуска — белый порошок без запаха и неприятного вкуса, эффективность в малых дозах (в отличие от брома, который, как и хлорал, был неприятен на вкус и обладал высокой токсичностью). Барбитураты действовали быстро и имели мало побочных эффектов. Названия первых препаратов — веронал и мединал (трионал был их конкурентом) — быстро вошли в массовый лексикон. Барбитураты успокаивали страхи, облегчали меланхолию, оказывали снотворное действие.
Веронал был очень популярен в частных клиниках нервных болезней (психиатрические лечебницы предпочитали пользоваться более дешевыми средствами — бромом и хлоралом). Во многих детективах Агаты Кристи фигурирует веронал, писатель Стефан Цвейг (и не только он) ушел из жизни, приняв большую дозу этого снотворного. Со временем веронал стал обычным домашним средством, которое доктора рекомендовали дамам, страдавшим от приступов тревоги и депрессии, вплоть до 1960-х годов.
Вебер перепробовал все существовавшие тогда лекарства и постоянно писал о том, как коварны снотворные препараты. В те времена, как и теперь, пациенты прекрасно понимали, что постоянно принимать успокоительные средства нельзя. Глотая порошок или капли, Вебер знал, что на следующее утро в голове будет туман и будет трудно концентрироваться. Побочные действия могли продолжаться до недели, но бессонница казалась страшнее. «Чтобы обеспечить себе несколько дней работоспособности, мне приходится злоупотреблять довольно сильными снотворными средствами, и те, кто видит меня уже “готовеньким”, не знают, каково мне приходится на самом деле», — пишет он в 1909 году, когда его хотели избрать председателем Немецкого социологического общества. Приняв на себя это бремя, ему пришлось бы попасть в зависимость от ядов, утверждает Вебер. На это он пойти не может. Вебер снова, уже в который раз, пользуется своей бессонницей, чтобы отказаться от дел, которые его не привлекают.
Вебер делает все возможное, чтобы избежать зависимости, но безрезультатно. Даже на отдыхе он чувствует сонливость, одно из побочных действий успокоительного лекарства. Когда бром не помогает, Вебер принимает трионал. Сначала, как это всегда бывает, лекарство дает положительный эффект, но вскоре проявляются осложнения. Такое впечатление, будто Вебер пытается решить уравнение с тремя неизвестными: наркотик — сон — работа. Есть, например, рассказ о том, как они с женой уехали на восемь дней к морю после «усиленной работы на фоне трионала».
Так оно и шло: сначала снотворное и работа, потом период без снотворного, но и без работы. В 1901 году Вебер пробует опиум, в 1909 останавливается на героине. Последний был выпущен на рынок немецкой фирмой Bayer в конце XIX века и усиленно рекламировался как средство, не имеющее побочных эффектов, первая помощь при кашле, удушье и болях.
Вновь обретя работоспособность, Вебер мучительно осознавал, что работа требует от него постоянного приема успокоительных препаратов, отравляющих организм. В конце жизни (уже с новой женой) Вебер дает выход скорби и гневу по поводу саморазрушительного поведения и пишет, что беспокойство, лишавшее его сна, на самом деле было тоской по жизни и любви. Оно негативно влияло на его потенцию и от этого усиливалось само — порочный круг замыкался.
В начале XX века тема сна активно и всесторонне обсуждалась в обществе, в науке и в средствах массовой информации. Происходившее можно сравнить с эпидемией: в разговорах, дневниках, письмах то и дело упоминались «час волка», бессонница, наполненный неясными воспоминаниями и образами полусон-полубодрствование. Записи в историях болезни как две капли воды похожи одна на другую: лег поздно, спал плохо, без конца просыпался, утром принял кофеин, никотин и алкоголь в шоковых дозах, чтобы найти в себе силы выйти из дому. Большинство из этих пациентов были люди, ориентированные на карьеру>25.
Некоторые переворачивают сутки с ног на голову. Пруст из-за лекарств, в буквальном смысле слова, стал «ночным» человеком. Он спит днем, с восьми до трех, а работает ночью. После 35 лет он проводит большую часть суток в спальне, лекарственная зависимость все увеличивается. Йод и дурман от астмы, опиум, веронал и трионал от бессонницы, кофеин и адреналин — для бодрости>26.
Вирджиния Вулф засыпает с бромом, вероналом и хлоралом>27. Врачи называют ее неврастеником, хотя, видимо, более правильным был бы диагноз маниакально-депрессивное расстройство (которое следует лечить в больнице). Ей прописывают хлорал для успокоения, но в больших количествах препарат вызывает эйфорию, возбуждение и болтливость. Несколько капель лекарства на язык — и психика писательницы переходит в пограничное состояние между сном и явью, дремота сопровождается видениями. Возможно, она пользовалась этим средством для активизации подсознания: все хорошо знают, что действие в романах Вирджинии Вулф не линейно, а прерывается ассоциативными цепочками, которые сплетаются в особый, образный язык.
