История Марго - [88]

– Но ты могла бы взять меня в mairie, чтобы исправить свидетельство о рождении.

– Ты знаешь своего отца. Он реагировал на трудные ситуации типичным для своего поколения образом. Избегал эмоциональных конфликтов. Он хотел подождать еще немного и только потом встретиться с тобой.

Я стояла посреди кухни и теперь злилась на нее за то, что она утаила от меня эту радостную новость. Что еще они от меня скрывали? Может быть, я никогда не узнаю масштабов этого обмана, как она никогда не узнает о жизни, которую я прожила с Брижит и Давидом.

Я пошла за ней в гостиную. Она устроилась на диване, скрестив ноги. Я смотрела на нее сверху вниз. Она нервно теребила пальцы. Ее плечи обмякли, и на миг она показалась мне хрупкой. Я хотела, чтобы она вела себя как раньше. Прежде она не боялась моей реакции, нисколько не заботилась о том, нравятся мне ее слова или нет, и шла вперед в собственном темпе, не глядя по сторонам.

– Прости, что я не смогла дать тебе больше, – сказала она. – Если бы я знала, что он болен, я бы сразу же отвела тебя к нему.

Я показала на свидетельство о рождении.

– Здесь написано, что он дал мне свою фамилию.

– Да. Она твоя, если хочешь.

Я попыталась представить нас с ним вдвоем, отца и дочь, живущих в одной квартире, и наши комнаты на втором этаже, разделенные ванной. Он успевал бы сходить в душ и одеться еще до того, как зазвонит мой будильник. Я видела бы его редко, потому что он или уходил бы на работу, или ездил в командировки, и поэтому большую часть времени я бродила бы по квартире, иногда убирая за ним вещи, хотя он был намного опрятнее Анук, а если бы что-то и разбрасывал, то только в собственной комнате. С ним пол у нас был бы таким чистым, что хоть ешь с него, а холодильник забит продуктами высочайшего качества из “Ля Гранд Эписери”, купленными в “Ле Бон Марше”. По вечерам, когда он возвращался бы домой, мы смотрели бы фильмы Аньес Варда. Я бы рассказала ему про “Здравствуй, грусть” – я была уверена, что он ее читал. Возможно, мы были бы похожи на Сесиль и ее отца из романа Саган: прогоняли бы любую женщину, которая осмелилась подойти на опасное расстояние, угрожавшее нашему союзу, и наслаждались нашей вновь обретенной близостью.

Но эти картины были выдумкой, родившейся из тех нескольких часов, которые мы с папой действительно провели вдвоем. Я могла сосчитать эти наши встречи по пальцам одной руки. Я мысленно вернулась в наши выходные в Нормандии. Серое небо, моросящий дождь, долгая прогулка по пустынному пляжу, блюда, которые мы ели в ресторане, медная рама зеркала в ванной, каждая вещь, которую я тогда надевала. Со временем воспоминания стали ярче, потому что я тщательно берегла их. Как заполнить дыру, если его вообще почти никогда со мной не было? Как скучать по тому, кто чаще отсутствовал, чем присутствовал в моей жизни?

Анук работала круглые сутки. По вечерам я почти ее не видела, и это напоминало мне о том, как все происходило каждый год, когда она надолго пропадала – репетировала, планировала, писала и переписывала. Мы сходили на встречу с notaire[39] и положили унаследованные от папы деньги на мой банковский счет. Анук хотела, чтобы я купила небольшую квартиру-студию, когда соберусь съехать. Но пока что я продолжала жить с ней. Я поступила в Университет Париж III на lettres modernes[40].

Наступил вечер премьеры. Театр в десятом округе был небольшим, но с претензией на роскошь: светло-коричневые бархатные сиденья, блестящая деревянная сцена. Она была пустой, если не считать стола и стула, стоящих в ярком круге света. Прошло почти два года с тех пор, как Анук представила свой последний моноспектакль. Она черпала вдохновение из собственной жизни – из общения с друзьями и другими актерами, из книг, фильмов, последних новостей, а иногда и из разговоров со мной, хотя я никогда не была в центре ее внимания.

Матильда и Тео сидели справа от меня, а Жюльет слева. Для похода в театр она надела длинное шелковое платье и принадлежавший ее матери жакет от Аньес Б., который Жюльет носила в особых случаях. Об Анук она говорила с еще большим уважением. Я чувствовала, что в наших отношениях что-то изменилось, как будто Жюльет боялась украсть у меня внимание матери. Неужели она считала меня ущербной из-за того, что у меня один родитель, а не двое, как у нее? Неужели думала, что Анук любит ее больше собственной дочери только потому, что она хочет работать в киноиндустрии? Анук действительно помогла ей с фильмом, и на лице Жюльет читалось чувство вины и одновременно озабоченность. Я хорошо знала этот ее взгляд и думала, уж не права ли она. Может, мне стоит уделять матери больше внимания.

Поднялся занавес, и Анук вышла на сцену. У меня перехватило дыхание. Высокая и подтянутая, она двигалась очень уверенно. Ее быстрые, как у лошади, ноги пересекли сцену. Губы были накрашены помадой ее коронного темно-красного оттенка, рыжие кудри ниспадали на плечи. Седые пряди на висках переливались в свете софитов. На ней были эластичное черное платье и колготки – наряд, который в случае необходимости легко снять и снова надеть. В конце спектакля Анук собиралась танцевать.