История Марго - [87]

– Он хотел рассказать о тебе все. Поэтому я поступилась своим самолюбием и решила выслушать. Он с облегчением ухватился за возможность наконец выговориться. Я с грустью осознала, как ему было трудно столько лет скрывать свою дочь. Он гордился тобой. Он назвал тебя в честь своей матери Маргерит.

– Я и не знала, что ее зовут Маргерит.

– Они были очень близки.

– Я расспрашивала его о вас, потому что хотела однажды с вами познакомиться.

– Ты хотела со мной познакомиться?

– Больше всего на свете.

– Вот мы и встретились сегодня. А если бы он нас увидел? Да он бы в обморок упал от страха.

Мадам Лапьер рассмеялась. Ее лицо на мгновение просветлело.

– Хорошо, что ты пришла. Твою мать я видеть не хочу, но ты…

Она часто заморгала и села прямее.

– Подожди здесь, – сказала она. – У меня есть кое-что для тебя.

И вышла из кухни.

Я допила чай. Кухня была маленькой и функциональной, с большой плитой и узкой стойкой. На столе стояла тарелка с репчатым луком и луком-шалотом. Здесь было чисто, но в то же время тепло и уютно, и я представила, как они собирались тут и с аппетитом ели.

Она рассказывала о своем восприятии случившегося настолько спокойно, что это только усиливало ощущение ненормальности ситуации. Всем нам пришлось нелегко. Хотелось бы мне иметь такую же способность называть вещи своими именами, но мы с Анук были как рыбы на дне океана, которые предпочитают прятаться в непрозрачной глубине.

Мадам Лапьер вернулась с конвертом.

– Это тебе, – сказала она. – Мы обсуждали это за несколько недель до его смерти. У меня не хватило смелости отправить его по почте. Наверное, твоя мать тебе уже все рассказала.

Я взяла у нее конверт и распечатала. Внутри было мое свидетельство о рождении. Я родилась в 15:47 в семнадцатом округе. Дальше было указано полное имя Анук, дата и место ее рождения и ее профессия, но графа, предназначенная для отца, оставалась пустой.

Ниже был приписан еще один абзац, в котором говорилось, что Бертран Лапьер признал меня своей дочерью в Париже. Судя по дате, это произошло меньше чем за неделю до его смерти.

Мадам Лапьер наклонилась к моему плечу и читала вместе со мной.

– Они, наверное, ходили вместе с Анук, – прошептала я, – но она мне ни слова не сказала.

– Посмотри сюда, – сказала мадам Лапьер, показывая на конец абзаца. – Он еще и дал тебе свою фамилию.

Я попробовала произнести это вслух. “Марго Лапьер”. Я покраснела и взглянула на нее: это были интимные слова, вторгшиеся в ее мир.

– Хорошо сочетается, правда?

Я кивнула.

Я миллион раз слышала свое имя, но все же повторила его про себя еще раз – Марго Лув, Марго Лапьер – и согласилась: звучало красиво.

18

Я пришла домой, сжимая в руке свидетельство о рождении. Анук сидела на кухне с чашкой кофе. Он был только что сварен, и, когда она на него дула, к ее лицу поднимались струйки пара. Она спросила, не хочу ли я кофе.

Я помахала свидетельством у нее перед носом.

– Я ходила к мадам Лапьер. Посмотри, что она мне дала.

Лицо Анук застыло, впервые с прошлого лета она выглядела испуганной. Через несколько секунд она взяла себя в руки, уселась поудобнее, придвинула к себе чашку и обхватила ее обеими руками. Наконец она нарушила молчание. Она не знала, как мне сказать. Она собиралась отдать мне свидетельство в ближайшее время. Через десять дней у нас назначена встреча, чтобы ознакомиться с папиным завещанием и разделить наследство между мадам Лапьер, его сыновьями и мной. Она договорила уже в слезах.

Последний раз я видела ее плачущей в те дни после его смерти. Может, она устала от репетиций и вечерних занятий, а может, слишком много работала – до премьеры ее спектакля оставалось всего две недели. Но через несколько минут я поняла, что это не что иное, как горе. Она закрыла лицо руками и продолжала беззвучно рыдать, но ее скорбь была настолько осязаемой, что я ощущала ее физически. Я стояла перед ней, дрожа, не в силах открыть рот. Я вспомнила, что она выгородила меня, когда появилась статья о папе, и не расспрашивала о том, как вся эта информация попала к журналистам. Она защищала меня, но в то же время виделась с ним без меня. Это был эгоистичный поступок, и боль от ее предательства была так сильна, что ее слезы перестали меня трогать.

– Поверить не могу, что ты встречалась с ним перед его смертью и не сказала мне.

– Я твоя мать и не обязана рассказывать тебе все.

– Ты не дала мне шанса.

Анук встала со стула и принялась ходить туда-сюда по маленькой кухне. Она вытерла глаза и собрала волосы в пучок.

– Я боялась, что ты обидишься на меня, – прошептала она.

– Ты виделась с ним в сентябре без меня. Все это время я как идиотка ждала его звонка.

– Да, я виделась с ним дважды. Может, мне надо было настоять, чтобы он тебе позвонил.

Анук говорила тихо и качала головой, как бы обращаясь к самой себе.

– И почему же ты этого не сделала? Мне казалось, что я для него не существую.

– Сколько раз нужно тебе напоминать, что ты была для него важна?

Она шумно выдохнула и подняла глаза к потолку. Меня поразило, что ее настроение с такой скоростью переходит от одной крайности к другой. Почему она думала, что я ей поверю?