История Марго - [70]

– Располагайся и спускайся вниз, – сказал он. – Брижит на кухне, готовит обед.

Я прошла по коридору в ванную и вымыла руки. Лицо в зеркале вызвало у меня отвращение. Темные мешки под глазами. Огромные, бледные, неявно очерченные губы. Я накусала их и растерла щеки.

Потом направилась в другой конец коридора и открыла дверь в комнату Брижит и Давида. Кровать накрыта белым пуховым одеялом, отглаженная и накрахмаленная простыня заправлена под матрас. Одежды не видно – наверное, она в большом шкафу.

Я спустилась на кухню. Брижит стояла у плиты, и клубы пара поднимались к ее лицу.

– Ты приехала! – воскликнула она. – Ну как тебе здесь?

– Красиво, – сказала я, осматриваясь.

Меня окутал ее цитрусовый аромат. Как она всегда умудрялась пахнуть свежестью, даже когда готовила? Она прошла в другой конец кухни и разложила на тарелке нарезанный хлеб.

– Обед почти готов, – сказала она и сняла с руки прилипший листик петрушки. – Если надеть свитеры, куртки и носки, можно поесть в саду, – прибавила она.

Все то же исполинское полуденное солнце грело нас, хотя на улице было прохладно. Брижит приготовила тушеные мидии и зеленый салат с маринованным фенхелем. Ракушки плавали в соусе из белого вина с чесноком и кусочками бекона. Я давно не ела морепродуктов. Мне вспомнился ресторан в Нормандии и шеф-повар, папин друг. За обедом я выпила три стакана воды, но даже на следующее утро меня мучила жажда из-за соли.

– Где ты научилась готовить? – спросила я и окунула в соус кусочек хлеба. – Все, что ты делаешь, божественно вкусно.

– Метод проб и ошибок, – сказала она. – Я занимаюсь этим уже двадцать лет. Рано или поздно научишься. Моя мать готовить не умела. Мы ели очень много пасты и риса “Анкл Бенс”. Томатный соус из банок. Овощные консервы “Маседуан” с таким количеством майонеза, что можно было умереть. Я решила, что буду учиться готовить сама. Но это было трудно, потому что мне некому было подражать, а лучший способ научиться – наблюдать за другими. Вся суть готовки состоит в движениях, в отдельных мелких жестах. Это как танец. Повар по большей части повторяет эти движения интуитивно, не задумываясь. Поэтому надо присмотреться. Встать рядом с ним. Впитать в себя этот танец.

Некоторые мои друзья гордятся тем, что не умеют готовить, – продолжала она, взяв себе немного салата. Она сложила листья квадратиками и только потом отправила в рот. – Для них кухня – главный символ жизни домохозяйки. Но я никогда не думала, что это работа по дому. Для меня умение готовить было признаком образованности, того, что я превзошла своих родителей. Мать называла меня толстухой, но она не научила меня питаться правильно, и что мне оставалось делать, умереть с голоду?

Она откинулась на спинку стула и положила руки на живот. Он был почти плоским. Она закрыла глаза.

– Я объелась, – сказала она, – и теперь чувствую себя удавом.

Я взволнованно подумала, уж не беременна ли она, но когда минуту спустя она села ровно, то я увидела, что она не изменилась и не прибавила ни грамма.

Мы с Давидом отнесли посуду в дом и сложили в раковину. Я наблюдала за Брижит через окно. Ветер зашуршал ветками у нее над головой, и она резко открыла глаза. Солнце скрылось. Давид положил руки мне на талию, чтобы отодвинуть меня в сторону и подойти к раковине.

– Дай-ка я помою посуду, – сказал он.

Я еще чувствовала тепло его рук, когда пошла наверх, к себе в комнату.

Я достала из сумки свои немногочисленные вещи и повесила в шкаф. Раздались шаги на лестнице, и минуту спустя Брижит распахнула дверь. Она села на кровать, зевнула и запоздало прикрыла рот рукой.

Я спросила, когда она впервые побывала в этом доме.

Через несколько месяцев после знакомства с Давидом. Они хотели куда-нибудь съездить вдвоем. Летний дом его родителей был наилучшим вариантом. Дешевле, чем бронировать билеты на самолет и номер в отеле в другом городе, и обязательств меньше. Тогда дом был в ужасном состоянии, почти заброшенный. Его родители приезжали максимум раз в год, а все остальное время почти никак им не занимались.

Они приехали сюда в апреле, поздно вечером. Мебель покрыта пылью, еды на кухне никакой. Они ночевали в хозяйской спальне. Брижит была уверена, что постельное белье, слегка влажное от весеннего холода и сырости и явно не менявшееся месяцами, пахнет родителями Давида. На следующий день она встала рано, выстирала белье и пропылесосила все комнаты, а Давид поехал в ближайший супермаркет. К тому времени, как он вернулся, белье уже сохло в саду, паутина исчезла, а ванная сверкала чистотой. Брижит заварила сразу полпачки старого молотого кофе, и один его крепкий запах придал ей бодрости после почти бессонной ночи.

– В те выходные я и начала в него влюбляться, – сказала она, – или, по крайней мере, так мне это запомнилось. Может быть, в том, что мы оказались в уединенном месте, взялись за хозяйство и примерили на себя роли мужа и жены, было нечто романтичное. Тогда я представляла, что проведу с ним всю жизнь, но при этом каждая фантазия оставалась в настоящем, разворачивалась прямо сейчас, хоть я и обманывала себя, думая, что знаю, как хочу прожить все оставшиеся годы.