История Марго - [69]

Я стояла у двери, пока Брижит искала ключи. Она посмотрела на меня. Глаза у нее были черными, зрачки большими, окруженными тонкой каймой белков.

– Прости, что мы вот так сбежали, – сказала она. – Ты даже не успела доесть бриошь.

– Ерунда. – Я мягко улыбнулась.

– Я хотела у тебя кое-что спросить, а тут объявился этот Жорж. – Ключи звякнули на дне ее сумки. – Мы с Давидом собираемся пожить в доме его родителей – это на юге, прямо под Нимом. Мы проведем там десять дней. Хочешь на пару дней к нам? Я думала, ты могла бы приехать на поезде на длинные выходные. Было бы здорово вырваться из Парижа. Можешь взять с собой учебники и делать уроки. У тебя будет отдельная комната со столом.

В конце февраля меня ждали две недели каникул, и я планировала остаться дома. Я сделала вид, что обдумываю ее предложение, но уже знала, что соглашусь. Скажу Анук, что буду с Жюльет, и если проведу две ночи вне дома, то Анук и бровью не поведет. Такой я представляла свою мать – невнимательной и беспечной.

Брижит стояла рядом с ключами в руках. Она выжидающе смотрела на меня.

– Да, – сказала я. – Я бы с удовольствием провела выходные с тобой и с Давидом.

11

Поезд шел до Нима три часа, и все это время я смотрела в окно, не в силах приняться ни за одну из книг, которые взяла с собой. Сплошные узловатые облака над пышными зелеными лугами сменились просветами бледно-голубого неба. Поезд несся мимо маленьких городков, раскинувшихся на вершинах холмов, мимо полей, расчерченных рядами деревьев. Я прислонилась щекой к окну, чтобы ощутить его холодок, не обращая внимания на слой пыли на стекле.

Если бы папа был жив, что бы он делал? Я осознавала, что рядом кто-то сидит, – женщина, которая вошла в вагон позже. Я чувствовала ее запах – смесь цветочных духов и стирального порошка. Папа не любил поезда, он предпочитал ездить на машине, даже если это занимало вдвое больше времени, поэтому трудно было представить, что мы с ним когда-нибудь могли бы так путешествовать вместе. Его машина с тонированными стеклами прятала нас, как панцирь. Под языком у меня скопилась слюна, и я сглотнула. Я размышляла, сблизит ли наша с Брижит книга меня и мадам Лапьер. Рассказывая о папе Брижит, я почти не упоминала ее, потому что фактически ничего и не знала. Я думала, что книга о нас помогла бы ей понять, какой была моя жизнь.

Поезд замедлил ход и остановился. Было около полудня. Я вытащила сумку из-под ног и вышла на платформу. Воздух здесь был теплее, чем в Париже, а небо переполнялось светом огромного солнца.

Давид ждал меня на улице у здания вокзала. Я пошла к нему, силясь отогнать воспоминания о своем сне, но картинки были слишком яркими. Мне пришлось напомнить себе, что Давида со мной не было, а мои ощущения принадлежат исключительно мне.

Он стоял рядом с серебристой машиной. На нем были черные джинсы и мятая рубашка. Складки вокруг его глаз стали глубже, когда он улыбнулся. Но я привыкла к линиям на его лбу, больше не воспринимала их как морщины, и мне уже не казалось, что между нами огромная пропасть. Мы сели в машину.

Он рассказывал мне о своих родителях. Оба они архитекторы и вместе проектировали дом. Строительство было в самом разгаре, но тут у них кончились деньги, и дом так и остался недоделанным: некоторые стены не покрашены, на дверях кое-где нет ручек. Теперь оба живут в Швейцарии из-за дочери, старшей сестры Давида, и сидят с ее двумя детьми, когда она на работе.

– В Женеве было очень скучно, – сказал Давид. – С наступлением сумерек все закрывается. В шесть вечера кажется, что уже глубокая ночь.

– Брижит говорила, что вы хорошо отдохнули на Рождество, – сказала я.

– Я был рад вернуться в Париж, – ответил Давид.

– Из-за работы?

– Она говорит, что я трудоголик? – Он засмеялся и посмотрел на меня.

– Она восхищается теми, кто много работает.

Наши голоса звучали обманчиво спокойно, как будто мы плыли по безмятежной глади озера, но под водой бешено дрыгали ногами. Я смотрела на его руки на руле и чувствовала исходящий от них жар. Мы ехали по ровной дороге, вдали виднелись темно-зеленые горы. Других машин поблизости не было, и вскоре Давид убрал одну руку с руля и положил ее на колени.

Мы свернули на гравийную дорожку и медленно подъехали к дому, выкрашенному в белый цвет. Широкие окна с деревянными ставнями на втором этаже. Крыша покрыта терракотовой черепицей. В саду я заметила бирюзовое пятно – угол бассейна.

Следом за Давидом я вошла в дверь и оказалась в прихожей. Пол был выложен бежевой плиткой. Его чистая, блестящая поверхность заставила меня разуться. Брижит не вышла нам навстречу. Давид показал мне мою комнату на втором этаже. Белые муслиновые занавески то вздувались, то опадали, как летящая юбка, обнажающая ноги. Я закрыла окно.

– Вот как выглядит незаконченная комната, – сказал он.

Действительно, за полосами белой краски виднелась бетонная стена. Комната была обставлена скудно: маленький стол, старинное кресло-качалка и изогнутый светильник, висящий над узкой кроватью. Я положила сумку на кровать. Давид стоял в дверях, барабаня пальцами по косяку. Моя шея запылала, и на мгновение я ощутила сильнейшее желание броситься в его объятия.