История Марго - [66]

Жюльет молча обдумывала слова Анук.

– А если показать руки и ноги прежнего мэра в тот момент, когда ее кусают? – робко спросила она. – Я могу снять, как они скрючиваются, выгибаются, напрягаются от боли.

– Как пальцы ног скребут по полу, – сказала Анук.

– Это похоже на “Что ни день, то неприятности”.

Слова вырвались у меня прежде, чем я успела одуматься.

– Что это? – спросила Жюльет.

– Фильм ужасов Клэр Дени, – сказала Анук. – О похоти и каннибализме.

Голос ее был полон восхищения.

– Как ты узнала об этом фильме? – спросила она меня. – Я не знала, что у нас он есть.

– Мне дали посмотреть.

– Твой отец любил Клэр Дени, но не выносил фильмы ужасов. Не думаю, что он его смотрел.

Анук быстро переключилась обратно на Жюльет, и я почувствовала, что она намеренно не смотрит на меня. Мои уши пылали.

– В этом фильме в основном показывают, как лицо актера искажается от боли, но ты не сразу видишь, что именно причиняет ему эту боль, – добавила я.

Я поежилась, вспомнив финальную сцену: мужчина соблазняет женщину, которую преследовал на протяжении всего фильма. Они целуются, прижавшись к ее шкафчику в раздевалке отеля. Он увлекает ее на пол, раздевает и целует в живот. Ее лицо покрывается румянцем удовольствия, но когда мужчина вгрызается в нее, то желание сменяется болью, а стоны переходят в крики ужаса.

Жюльет сказала, что поищет этот фильм или, может, я дам ей посмотреть. Я прикинула, смогу ли попросить его у Брижит или даже тихонько взять и потом вернуть, чтобы она не заметила. Пока я думала об этом, Жюльет поблагодарила Анук за совет и сказала, что теперь она лучше готова к съемкам и знает, что делать.

– Нет, не знаешь, – отозвалась Анук. – Ты и не должна знать. Знание придет к тебе, когда ты возьмешься за камеру, а потом – когда сядешь за монтаж.

– Лучшие истории получаются тогда, когда отдаешься на волю неопределенности, – сказала я, цитируя фразу, которую часто повторяла Анук. Она одобрительно засмеялась и похлопала меня по плечу. Иногда я знала, как ей угодить.

Я спросила Жюльет, не хочет ли она остаться на ужин, но она сказала, что ей нужно идти домой писать эссе по философии. Я проводила ее до дверей. Завязывая шнурки, она покосилась на меня.

– Ты же не злишься, что я пришла без предупреждения? Я звонила тебе дважды, но твой телефон был выключен.

Я положила руку ей на плечо, дотронувшись до мягкой ткани ее поношенной рубашки. Как-то раз я сама надевала эту рубашку. В груди расплывалась непривычная нежность, как будто мы теряли друг друга.

– Ты всегда можешь приходить к нам, – сказала я.

– А где ты сегодня была?

– Тут, рядом. В Люксембургском саду. – Я говорила неопределенно, ожидая, что сейчас ложь выйдет наружу и отразится на моем лице.

Жюльет поцеловала меня на прощание и надела пуховик.

Я помедлила в дверях, наблюдая, как она спускается по лестнице. Я помахала энергичней, чем обычно.

– Будь осторожна по дороге! – крикнула я.

По утрам я обычно вставала в полшестого, чтобы подготовиться к тестам. Меня возмущало, что Анук проводит в кровати еще час или два. Со стороны ее взрослая жизнь казалась очень легкой.

Я решила, что не буду поступать в Институт политических исследований – для папы это уже не имеет значения, и он меня не осудит. Вместо этого я собиралась пойти изучать антропологию, психологию или литературу в один из университетов. Проще было выбрать обычное направление, и к тому же в каком-то смысле меня вдохновляла Брижит с ее писательской карьерой. Она получила докторскую степень по психологии. Раньше я считала, что мы обязаны поступать на то направление, которое выбрали в старших классах. Анук училась в престижной консерватории, а потом пошла в “Комеди Франсез”, папа поступил в Высшую нормальную школу, а его сыновья – в Лондонскую школу экономики. На кого мне производить впечатление? На Анук, которая никогда не интересовалась моими оценками? И на какую работу я смогу потом устроиться? Но беспокоиться об этом было некогда: мы были целиком поглощены подготовкой к выпускным экзаменам, до которых оставалось всего пять месяцев.

Нас волновала одна проблема. Месье Х. взял отпуск на две недели. В нашей школе такого никогда не бывало, учителя редко пропускали занятия, особенно в terminale, в выпускном классе. Заменял его учитель постарше, который преподавал в другой группе, поэтому его программа нам не подходила. Он проверил одно из наших эссе и поставил всем меньше двенадцати. Поскольку мы специализировались на естественных науках, философия для нас была наименее важным предметом, а ее коэффициент для итоговой оценки – самым низким, но месье Х. нам нравился. Его уроки позволяли отдохнуть от математических доказательств и химических экспериментов. Он единственный из всех учителей спрашивал, спим ли мы хотя бы семь часов в сутки, и защищал нас в конце триместра на conseil de classe, на котором учителя обсуждали наши оценки с одним из учеников, представителем класса.

Кто-то утверждал, что видел месье Х. в пятнадцатом округе, когда он, взъерошенный, тащил два пакета с покупками. Другой одноклассник сказал, что от месье Х. жена ушла к известному фотографу, который работает в Австралии. Мы даже не знали, что он женат. А может, он и не был женат, и все эти догадки оставались беспочвенными слухами.