История Манон Леско и кавалера де Грие - [17]

Он произнес эту апостольскую речь в моей комнате, на глазах у Манон. Он встал, чтоб уйти. Я хотел удержать его, но Манон остановила меня, сказав, что он сумасшедший и удерживать его не затем.

Его слова произвели на меня некоторое впечатление. Я замечаю различные случаи, когда мое сердце чувствовало необходимость возврата к добру, потому что воспоминание о них придавало мне отчасти силу в самых несчастных обстоятельствах моей жизни.

Ласки Манон в одно мгновение рассеяли огорчение, причиненное мне этой сценой. Мы продолжали нести жизнь, которая ней состояла из любви и удовольствий. Увеличение нашего состояния удвоило нашу привязанность. У Венеры и Фортуны не было более счастливых и нежных рабов. Боги! к чему звать землю юдолью зол, когда на ней можно вкушать такие сладкие наслаждения? Но, ах! их сущность в их быстропролетности. И если б они длились вечно, то разве можно бы предположить иное блаженство? И наши наслаждения настигла общая участь, то есть они длились недолго и за ними последовали горькие сокрушения.

Мой выигрыш был столь значителен, что я подумывал поместить куда-нибудь часть денег. Моим слугам была известна моя удача, особенно моему камердинеру и горничной Манон, перед которыми мы говорили не стесняясь. Эта девушка была хороша собой. Мой камердинер был в нее влюблен. Они имели дело с господами молодыми и невзыскательными, и подумали, что их легко обмануть. Они составили замысел и выполнили его, для нас столь несчастливо, что повергли нас в такое положение, из которого нами не было возможности подняться.

Однажды г. Леско давал нам ужин, и мы воротились домой около полуночи. Я стал звать камердинера, а Манон свою горничную; ни тот, ни другая не явились. Нам сказали, что их никто не видел с восьми часов и что они ушли, велев вынести несколько ящиков, согласно, как они говорили, полученному от меня приказанию. Я отчасти предчувствовал истину, но мои предположения были превзойдены тем, что я увидел, войдя в мою комнату. Замок в моем кабинете был сломан и с деньгами были похищены все платья. Пока я один раздумывал о случившемся, вошла Манон, вся в испуге, и объявила мне, что такое же грабительство произведено и в ее комнате.

Удар показался мне столь жестоким, что только благодаря чрезмерному умственному усилию я не разразился криками и слезами. Страх, что мое отчаяние сообщится и Манон, заставил меня принять притворно спокойный вид. Я шутя сказала, ей, что вымещу убыток на каком-нибудь глупце в Трансильванской гостинице. Но мне показалось, будто она так поражена нашим несчастием, что ее горесть скорее могла опечалить меня, чем моя притворная веселость поддержать ее.

– Мы погибли, – сказала она со слезами на глазах.

Напрасно усиливался я утешить ее ласками. Мои собственные слезы выдали мое отчаяние и ужас. Действительно, мы были ограблены до того, что у нас не осталось ни рубашки.

Я решился тотчас, же послать за г. Леско. Он, посоветовал, мне отправиться сейчас, же к г. начальнику полиции и г. главному прево Парижа. Я туда отправился, но на великое для себя несчастие, ибо, сверх того, что как моя попытка, так и те, которые я заставил предпринять названным двух чиновников, не привели ни к чему, я дал Леско возможность переговорить с сестрой и внушить ей за время моего отсутствия согласие на ужасающее решение. Он сказал, ей о г. де-Ж, М., старом, сластолюбце который роскошно оплачивал свои наслаждения, и в таком виде; представил ей, как ей будет выгодно пойти к нему на содержание, и что в том смущении, в каком она находилась, благодаря нашему несчастию, она согласилась на все, в чем ему вздумалось убеждать ее. Эта честная сделка была заключена до моего возвращения, а исполнение было отложено до завтра, когда Леско успеет предупредить г. де-Ж. М.

Я застал его еще у себя; но Манон легла у себя в комнате и приказала своему лакею передать мне, что она нуждается в отдыхе. Леско ушел, предложив мне несколько пистолей, которые я и взял.

Было около четырех часов, когда я лег в постель; я долго раздумывал о способах поправить свое состояние и заснул поздно, так что не мог проснуться раньше одиннадцати или двенадцати часов. Я быстро встал и пошел осведомиться о здоровья Манон; мне сказали, что она вышла с час назад со своим братом, который заезжал за ней в наемной карете. Хотя эта поездка с Леско и показалась мне таинственной, но я насильственно подавил в себе всякие подозрения. Прошло несколько часов, в течение которых я читал. Наконец, не будучи в состоянии совладать с тревогой, я стал прохаживаться большими шагами по комнатам. В комнате Манон я увидел запечатанное письмо, оно лежало на столе. Письмо было адресовано мне; я узнал ее почерк. Я со смертельным содроганием распечатал его. Оно было написано в следующих выражениях:

«Клянусь тебе, дорогой мой кавалер, что ты идол моего сердца и что только тебя я могу любить так, как люблю; но, душечка, разве ты не видишь, что в том состоянии, в каком мы очутились, верность просто глупая добродетель? Иль ты думаешь, что можно нежничать, когда нет хлеба! Голод привел бы нас к какой-нибудь роковой ошибке; я в одно прекрасное утро отдала бы последний вздох, думая, что вздыхаю от любви. Я тебя обожаю, верь этому, но дай мне время устроить наше счастье. Горе тому, кто попадется в мои сети! я стану работать, чтоб мой кавалер был богат и счастлив. Мой брат известит тебя о твоей Манон и о том, как она плакала, видя необходимость бросить тебя».