История Манон Леско и кавалера де Грие - [16]

Манон была создание с необыкновенным характером. Не было девушки менее ее любившей деньги, но она не могла пробыть и минуты покойной, когда грозила опасность, что их не будет. Ей были необходимы удовольствия и развлечения. Она не истратила бы и су, если б можно было даром доставить себе удовольствие. Она даже не справлялась об источнике наших богатств, только бы ей приятно провести день; в виду того, что она не была особенной любительницей игры, и ее нельзя было ослепить, тратя много денег напоказ, ее легко было удовлетворить, доставляя ей каждый день удовольствия по ее вкусу. Но для нее было необходимо, чтоб время у нее было занято разными забавами, и без этого нельзя было рассчитывать ни на расположение ее духа, ни на ее привязанность. Хотя она нежно любила меня и охотно сознавалась, что только я мог заставить ее вполне почувствовать сладость любви, я почти был, уверен, что ее нежность не устоит против некоторых опасений. Будь у меня среднее состояние, она предпочла бы меня всему миру; но я ни мало не сомневался, что она бросит меня ради какого-нибудь нового Б., если я буду в состоянии предложить ей только постоянство и верность.

Поэтому, я решился на столько обрезать себя в личных расходах, чтоб быть постоянно в состоянии оплачивать ее, и скорее отказаться от тысячи необходимых для себя вещей, чем ограничить ее даже в излишнем. Больше всего меня пугала карета, ибо я не видел ни малейшей возможности держать лошадей и кучера.

Я рассказал о своем затруднении г. Леско. Я не скрыл от него, что получил от друга сто пистолей. Он повторил мне, что если я хочу попытать счастья в игре, то он не теряет надежды, что, изъявив готовность истратить сотню франков на угощение его сотоварищей, я буду принят, но его рекомендации, в союз промышленников. Как ни отвратительно для меня было прибегать к обману, я согласился в виду жестокой необходимости.

Г. Леско в тот же вечер представил меня как своего родственника. Он добавил, что я весьма расположен действовать успешно, ибо сильно нуждаюсь в благосклонности фортуны. Но чтоб дать понять, что я нуждаюсь в деньгах не как ничтожный человек, он сказал им, что я намерен дать им ужин. Предложение было принято. Я угостил их великолепно. Много говорили о моей миловидности и о моих счастливых качествах. Возлагали на меня большие надежды, потому что, благодаря тому, что в моем лице было нечто отзывавшееся честным человеком, никто не станет опасаться моего искусства. В заключение благодарили г. Леско за то, что он доставил их ордену такого, как я, достойного новобранца, и поручили одному из кавалеров преподать мне в течение нескольких дней необходимые сведения.

Главным театром моих подвигов предполагалась Трансильванская гостиница, где в золе держали стол для игры в фараон, а в галерее были столы для других игр и костей. Эта академия приносила барыш, князю де-Р., который жил тогда в Кланьи, и большинство служащих при нем принадлежало к нашему сообществу. Должен ли я сознаться, к моему стыду, что в скором времени воспользовался уроками моего учителя. Я приобрел особую ловкость в вольте и подборе; ловко прикрывая свои проделки длинными манжетами, я передергивал с такой ловкостью, что обманывал, самых опытных, игроков, и спокойно разорил, множество честных игроков. Эта необыкновенная ловкость так быстро содействовало увеличению моего состояния, что через, несколько недель у меня уже очутилась значительная сумма, сверх, того, чем я честно нацелился со своими сообщниками.

Тогда я не побоялся рассказать Манон о пропаже в Шальо, и утешить ее в этом печальном известии, наняв меблированный дом, где мы и поместились роскошно и в безопасности. Тибергий за это время часто навещал меня. Его нравоучения не прекращались. Он не переставал толковать мне о вреде, который я наношу своей совести, чести и будущности. Я по-дружески выслушивал его увещания, и хотя у меня не было ни малейшего расположения им следовать, я все же был благодарен ему за его рвение, зная его источник. Порой я шутя подсмеивался над ним, даже в присутствии Манон, и увещевал его не быть совестливее множества епископов и других духовных лиц, которые отлично умеют сочетать любовницу с бенефицией.

Поглядите-ка, – говаривал я ему, указывая глазами на свою, – и скажите, разве есть проступки, которых не оправдывала бы такая прелестная причина?

Он выносил все терпеливо. Он довольно далеко простирал свою снисходительность, но когда он заметил, что мое богатство увеличивается и что я не только возвратил ему сто пистолей, но нанял новый дом и, удвоив расходы, погрузился более, чем когда, в наслаждения, то вполне переменял и тон, и обращение. Он жаловался на мою закоренелость; он грозил мне небесным наказанием и предсказал отчасти те несчастия, которые не замедлили на меня обрушиться.

Невозможно, – сказал он, – чтоб большие деньги, которые помогают вам вести беспорядочную жизнь, доставались вам честным путем. Вы их приобретаете неправильно; также они будут похищены и у нас. Самым страшным Божьим, наказанием было бы то, если б вы пользовались ими спокойно. Все мои советы, – добавил он, – оказались для вас бесполезны, я отлично предвижу, что скоро они станут вам просто скучны. Прощайте, неблагодарный и слабодушный друг! Пусть все ваши преступным наслаждения исчезнут, как тень! пусть ваше счастье и деньги погибнут бесследно, а вы останетесь одиноким и нагим и почувствуете суетность благ, безумно вас опьянивших! Тогда я вновь буду расположен любить вас и оказывать вам услуги, но теперь я разрываю с вами всякое общение и презираю жизнь, которую вы ведете.