История Кореи. Том 1 - [218]

В конце концов, видя, что принятие российских требований нанесет непоправимый ущерб его авторитету, Коджон 12 марта оповестил А. Н. Шпейера о том, что не считает пребывание российских советников в стране необходимым. 19 марта К. А. Алексеев вместе с группой российских военных инструкторов покинули Сеул. Вслед за этим 25 апреля 1898 г. российский посланник в Японии Р. Р. Розен и глава японского МИДа Ниси Токудзиро подписали в Токио соглашение, предусматривавшее взаимные предварительные консультации в случае посылки военных или финансовых советников в Корею и отказ от прямого вмешательства в корейские внутренние дела. Соглашение означало, что обе державы признают Корею своеобразной «нейтральной зоной», воздерживаясь от попыток установить над ней эксклюзивный контроль. Естественно, такая «сдержанность» была временной. Япония продолжала укреплять в Корее свое влияние на всех уровнях, скупая земельные участки в «открытых портах» и усиливая в стране экономическую активность. Россия также продолжила активную концессионную политику, рассматривая северную часть Кореи как буферную зону, необходимую для обеспечения безопасности российских интересов в Маньчжурии. Тем не менее, хотя бы временный отказ обеих держав от политики нажима и давления давал, по выражению Юн Чхихо, «золотой шанс» для упрочнения суверенитета страны, строительства в Корее современной государственности. Вопрос был в том, сможет ли по-прежнему слабый и коррумпированный режим Коджона — к марту 1898 г. уже уволивший практически со всех ответственных постов наиболее дееспособных и энергичных деятелей проамериканской группировки — этим шансом воспользоваться. Как показали дальнейшие события, и Коджон, и большая часть его приближенных, наживавшихся на взяткодательстве и казнокрадстве и мало компетентных в вопросах современного государственного управления, предпочитали «плыть по течению», заботясь прежде всего о собственном положении и доходах. В результате усиливалась зависимость страны от Японии, активно готовившейся к войне против России за контроль над ресурсами Корейского полуострова. Именно Япония вела дело к колонизации Кореи, но этого вплоть до конца 1904 г. упорно не замечали многие националистические лидеры, ослепленные антироссийской пропагандой.

Одержав победу в вопросе об аренде территории на острове Чорёндо и Русско-Корейском Банке и осознав себя серьезной политической силой, вожди «Общества Независимости» продолжили политические кампании против всего того, что, по их мнению, препятствовало превращению Кореи в независимую страну. Естественно, важной мишенью для организации патриотических компаний оставалась Россия. Скажем, стоило новому российскому посланнику Н. Г. Матюнину потребовать у корейского правительства в мае 1898 г. права на скупку земельных участков на рейде портов Чиннампхо и Мокпхо, как «Общество Независимости» немедленно выступило с протестом, призвав правительство, в частности, предать гласности всю дипломатическую переписку с российской миссией по земельному вопросу. Этот протест представил для Коджона, опасавшегося, что уступки России спровоцируют аналогичные требования и с японской стороны, хороший предлог для того, чтобы уклониться от продажи российским властям островных территорий. Протесты «Общества» вызвали и требования союзницы России, Франции, по предоставлению прав на разработку угольных шахт в окрестностях Пхеньяна. Как только 11 сентября 1898 г. распространилась новость о том, что переводчик Ким Хоннюк, считавшийся главой пророссийской фракции при дворе, попытался отравить Коджона и наследника, подсыпав им через своих агентов опиум в кофе, «Общество» сразу же устроило массовый митинг для осуждения «изменника», в то же время потребовав, — знак эпохальных перемен в сознании! — чтобы к обвиняемому не применялись традиционные пытки. Протесты — но отнюдь не столь ожесточенные — вызывали у «Общества» и железнодорожные концессии, дарованные Коджоном японцам. В то же время «Общество» всячески поощряло отъезд корейских студентов на учебу в Японию. Весьма дружелюбным было отношение «Общества» к американской активности в Корее, как деловой, так и религиозной.

Кроме «патриотической мобилизации на всенародную борьбу с русским вмешательством», «Общество» завоевало немалую популярность в средних слоях столичного населения — среди студентов, торговцев, ряда реформистски настроенных янбанов — своими усилиями в деле осуждения коррупции, борьбы против незаконных поборов и притеснений. Развернутые «Обществом» кампании по защите торговцев и землевладельцев, ложно обвиненных чиновными насильниками в «преступлениях» и лишенных имущества, равно как и гласное осуждение наиболее видных вымогателей из числа высшего чиновничества на массовых митингах, снискали националистическим лидерам популярность прежде всего среди мелких и средних имущих слоев, чьей предпринимательской деятельности и препятствовал чиновный произвол. Эта популярность давала лидерам «Общества» — в основном бывшим чиновникам, к 1898 г. уже не занимавшим постов в центральной администрации — право громогласно называть себя «представителями народа» и требовать, чтобы их мнение учитывалось в государственной политике. В стране сложилась беспрецедентная ситуация — власть чиновной элиты оказалась реально ограниченной группой проамерикански настроенных реформаторов, мобилизовавших в свою поддержку достаточно широкие слои имущего класса с помощью националистической, либеральной риторики западного типа — призывов к патриотизму, но также и требований ряда базовых свобод (неприкосновенности личности и имущества, свободы слова и собраний, и т. д.). Столь быстрая популяризация новых, прежде незнакомых корейскому обществу идей стала возможна, с одной стороны, из-за полной дискредитированности существующих институтов власти, а с другой стороны, под влиянием регионального прецедента: Япония, переориентировавшаяся на западные политические ценности, постепенно становилась, после военной победы над Китаем, господствующей силой на Дальнем Востоке.