История Кореи. Том 1 - [213]

Рис. 20. Мин Ёнхван (1861–1905), близкий родственник государыни Мин и один из влиятельнейших политиков и дипломатов в окружении Коджона. В 1896–1897 гг. придерживался умеренно пророссийской ориентации, затем ориентировался на США и стремился ограничить распространение в Корее японского влияния через укрепление связей с европейскими государствами.

Главным препятствием на пути превращения страны в современную промышленную державу была закрепленная неравноправными договорами структура торговых отношений Кореи с Японией, делавшая первую сырьевым придатком последней и увековечивавшая отсталость периферийной корейской экономики. Ослабление политического влияния Японии после бегства Коджона в российскую миссию совершенно не отразилось на торговой зависимости Кореи от восточного соседа — Корея продолжала экспортировать в Японию значительную часть производимых на рынок риса (примерно 5 % всего среднегодового урожая) и бобов (около 17 %), получая в обмен в основном текстильные товары, причем доля произведенных в самой Японии продуктов в этом экспорте выросла к концу 1890-х годов до 98 %. Практически незащищенный тарифами корейский рынок стал «трамплином» для развития японской текстильной индустрии — «локомотива» индустриализации в Японии. С дополнительным открытием для иностранной (то есть прежде всего японской) торговли в 1897 г. двух портов — Мокпхо (на юго-западе страны) и Чиннампхо (на северо-западе) экспансия японской коммерции в Корее еще более усилилась. В стране продолжала свободно ходить японская валюта — у корейского правительства не было средств отчеканить серебряную монету в количестве, достаточном для рыночного обращения. Чеканились в основном медные деньги, часто подделывавшиеся японскими торговцами.

Желая предотвратить захват японцами полного контроля над зарождавшейся в Корее коммерцией и индустрией современного типа, но не имея военно-политических возможностей для того, чтобы разорвать режим неравноправных договоров, правительство Коджона старалось привлекать в Корею американский и европейский капитал. Так, в 1898 г. на паях с американскими капиталистами двор Коджона основал «Сеульскую Электрическую Компанию», с монопольными правами на эксплуатацию трамвайных линий в столице. Трамвай начал ходить в Сеуле с 1899 г., но техническое обеспечение линий, равно как и управление компанией, полностью находились в американских руках. В 1895 г. американцам были переданы знаменитые Унсанские золотые рудники на северо-западе страны, дававшие четверть всего добывавшегося в Корее золота. Чистый доход от этих рудников составлял примерно 900 тыс. йен в год, но в качестве налогов в Ведомство Двора выплачивалось лишь 3500 йен. Кабальные условия концессии позволяли американскому капиталу расхищать природные ресурсы страны. В последствие концессии на корейские рудники получили также немецкие и английские предприниматели, в то время как с корейской стороны горнорудное дело было объявлено монополией двора. Корейские предприниматели, платившие Ведомству Двора большие налоги, оказывались в невыгодном положении по отношению к иностранным конкурентам. Другой крупной американской концессией было строительство железной дороги между Сеулом и Инчхоном (Чемульпхо), право на которое было в 1896 г. даровано американскому предпринимателю Джеймсу Морзе на баснословно выгодных условиях (корейское правительство выкупало все земельные участки в полосе отчуждения за счет казны!). Морзе начал строительство в 1897 г. но, столкнувшись с нехваткой средств, продал в том же году концессию японскому синдикату. Железная дорога, облегчившая перевозку японских импортных товаров в столицу, начала функционировать в 1899 г. Концессионная политика режима Коджона сделала Корею конца 1890-х годов, по выражению одного из современников, «охотничьими угодьями для концессионеров» и тем самым дополнительно затруднила рост беззащитного в отношениях с иностранными конкурентами молодого корейского капитала, но сделала очень мало для предотвращения японской экспансии. Наоборот, американские и европейские капиталисты, не имевшие ничего против колонизации Кореи при условии, что Япония гарантирует им их привилегии, охотно шли на сотрудничество с японским капиталом. Проамериканская внешняя политика Коджона не принесла ожидаемых результатов.

Проводя политику реформ, правительство Коджона пыталось поощрять развитие собственной корейской индустрии, но серьезных успехов не добилось. С одной стороны, при отсутствии у государства возможности защищать отечественных производителей через таможенные тарифы зачаточное корейское производство не могло конкурировать с дешевыми японскими товарами. Скажем, даже те мануфактурные предприятия по производству латунной посуды, что существовали в окрестностях Сеула с конца 1880-х годов, пришли в упадок к концу 1890-х годов из-за массового ввоза японской металлической утвари. Ряд текстильных фирм, основанных корейскими купцами в 1896–1900 гг., закрылся, не сумев наладить массового производства товара — японские товары не оставляли свободных ниш на рынке. С другой стороны, Ведомство Двора продолжало продавать региональные монополии на торговлю определенными видами потребительских товаров привилегированным оптовикам (