История Италии. Том II - [16]

Вступление французской армии в папские владения и установление здесь республиканского строя произошло в момент, когда в римской деревне сложилась весьма своеобразная обстановка. Нищее и забитое крестьянство терзали неурожаи, дороговизна и недоедание, ставшие хроническим злом в конце XVIII в. В ряде местностей крестьяне пекли хлеб, состоявший на ¾ из желудей и только на ¼ из зерна. Огромная армия служителей церкви (в государстве с населением в 2,6 млн. человек насчитывалось 53 тыс. церковников[71]) прочно держала низы под своим духовным контролем. Антиреволюционная и антиякобинская пропаганда, начатая в Италии в первые годы Французской революции, приняла в Папском государстве особенно широкий размах, и ее организаторы и проводники во многом преуспели, вдалбливая в сознание религиозно настроенных масс мысль о том, что французы и якобинцы — безбожники и исчадия ада — являются их заклятыми врагами. Поэтому, когда французские войска в 1796 г. появились в Северной Италии, а затем проникли и в папские владения, низы охватил ужас перед надвигающейся катастрофой, которая в представлении запуганных до предела крестьян должна была приобрести едва ли не характер светопреставления. По деревням ползли самые фантастические слухи о французах. «Я видел собственными глазами, — свидетельствует один из современников, — как матери оплакивали судьбу своих младенцев… и судорожно целовали их, так как предвидели, что они послужат пищей для французской солдатни. Я слышал собственными ушами, как простые женщины и немощные простолюдины, воздев руки к небу или скрестив их, говорили наперебой о постыдных покушениях французов на женскую честь, о святотатственных обрядах, которыми сопровождается поднятие республиканской эмблемы, т. е. древа вольности… о запрещении таинств, о том, что они меняют веру, об их многоженстве… и о тысяче других постыдных актах варварства и безбожия, в коих французов нарочито обвиняло невежество или злоумышление, дабы вызвать к ним ненависть»[72].

Когда французские войска вступили на папскую территорию, массы, объятые всеобщим страхом, не оказали им никакого сопротивления, тем более что постоянные голодовки пробудили среди них недовольство папским правительством. Вскоре крестьяне убедились, что слухи о дьявольской природе французов ложны. Возвращаясь из городов, куда они специально ходили, чтобы посмотреть, что представляют собой эти чудовища-французы, успокоенные крестьяне говорили: «Мы думали, что дело хуже, это такие же люди, как и мы»[73]. Страх перед иноземцами постепенно прошел. Часть крестьян стала даже смутно надеяться на перемены к лучшему в своем положении. Однако реквизиции и грабежи, обрушившиеся на деревню, привели к тому, что улегшийся было страх перед французами вскоре сменился страшной ненавистью к ним и к тем «сеньорам» и «якобинцам», которые были их друзьями и пособниками.

Эти антифранцузские и антиякобинские настроения, усиленно разжигавшиеся фанатичным духовенством, приняли религиозную форму: крестьяне восставали под лозунгом защиты веры от святотатцев и осквернителей церквей. В апреле и июне французские войска уже жестоко усмиряли охваченные восстанием деревни, в частности вокруг Перуджи, где крестьяне расправлялись с представителями новых республиканских властей и вместо деревьев свободы устанавливали кресты[74]. Стали издаваться законы, грозившие смертной казнью всякому, кто любым способом — действием, речами или распространением ложных слухов — подстрекает к восстанию или участвует в заговорах. От священников и монахов также под угрозой смерти требовали личного вмешательства для предотвращения и прекращения восстаний; верные республике церковнослужители в своих проповедях уговаривали прихожан выдавать заговорщиков властям[75]. Однако восстания не прекращались. Пылали подожженные французскими карательными отрядами дома, лилась кровь расстрелянных. Отношения городской демократии и республиканских властей с крестьянством выдвигались, таким образом, на первый план как одна из важнейших проблем Римской республики. Однако проведенные ее правительством аграрные преобразования носили однобокий характер и мало что дали крестьянским массам.

В мае 1798 г. были обнародованы два законодательных акта, определивших политику Римской республики в аграрном вопросе. Отменялись фидейкомиссы и право первородства, вследствие чего дворянские феоды становились отчуждаемыми. Ликвидировались отработочные ренты и личная зависимость крестьян, а также все неэкономические привилегии баронов — баналитеты, исключительное право охоты, порубок, право взимания различных сборов, в том числе за разрешение забивать скот, делать колбасы, и т. д. Наконец, та категория деревенских жителей, которая обрабатывала землю на относительно выгодных условиях эмфитевсиса (т. е. арендного договора со строго закрепленным размером платежей), получала право выкупа арендуемого участка, но за огромную сумму, равную 40-кратной величине ежегодной арендной платы[76]. Что же касается распродажи конфискованных земель церкви и монастырей, то она была проведена таким путем, что среди покупателей не оказалось ни одного крестьянина