История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов - [217]

. В его время что-то не слышно о необычайных злодеяниях, отличавших столь многих Аббасидов, зато не замечалось в новом халифе также ни следа благородных побуждений, ни тени забот об исполнении обязанностей, достойных властелина. Одаренный ограниченным умом, с довольно обыденной чувственностью вместо сердца, слабохарактерный и трусливый властелин мечется без перерыва из стороны в сторону, то обуреваемый страхом к генералиссимусу войск, то побуждаемый неодолимой страстью насытить свою похотливость и расточительность. Словно пойманный школьник, съеживался он, когда стоны ограбленного населения разражались вдруг восстанием от голода или же сыпались на его голову громы недовольства неумолимого майордома. Но лишь только опасность миновала, начиналась снова все та же негодная и бессмысленная жизнь. Мунис зачастую принужден был отсутствовать, находясь то в походах против византийцев, то усмиряя внутренних мятежников; тогда наступала полная свобода для этого «образцового» властелина и он беспрепятственно мог упражняться в полуребяческих, полумошеннических своих проделках. Дважды (301 = 913, 314 = 927) принудил его главнокомандующий, а раз (306 = 918) взрыв народного негодования — передать визирьство Алию ибн Исе или же кому другому одинакового с ним направления, но при первой возможности халиф увольнял бережливого управителя, не находившего денег на его гарем и шалости, причем призывался снова дорогой ибн Аль Фурат. Три раза (295–299 = 908–911; 304–306 = 917–918; 311–312 = 923–924) напускался этот негодяй на несчастное государство. Но признательный властелин нисколько не постеснялся, понятно, и пожертвовал им, недолго думая, когда визирь стал продолжать свое постыдное ремесло выжимания у всех наипочтеннейших личностей угрозой либо пристрастием денег, в третий раз уж чересчур опрометчиво; число неприятелей возросло в такой ужасающей степени, что халифу показалось необходимым выгородить себя. Не стоит без нужды останавливаться подолгу над описанием позорного зрелища. Достаточно упомянуть, что с каждым днем все более и более умножались всевозможные вымогательства — печальные последствия преторианского порядка. Абу Алий Мухаммед ибн Мукла, даровитый ученый и государственный человек, известный установитель арабской каллиграфии, хотя и отличавшийся эгоистическими поползновениями, а также довольно резкой наклонностью к интригам, считался все же одним из лучших дельцов в среде наипочитаемых чиновников. Именно он, по личному настоянию чересчур осторожного Алия ибн Исы, занял пост визиря (316 = 928) и не без достоинства продолжал управлять в духе своего предшественника. В это самое время произошло столкновение между начальником багдадской полиции Назуком и окружавшими халифа фаворитами: интриги втянули в эту распрю и Муниса. Генералиссимус прибыл в столицу, и ему столь убедительно втолковали насчет беспорядков, производимых халифом в государственном хозяйстве, что он согласился наконец на устранение ничтожного властелина; в Мухарреме 317 (февраль 929) вынудили Муктадира отречься от престола; халифом провозглашен был брат его Мухаммед, принявший титул аль-Кахира. Но в столице возникли тотчас же беспорядки: чернь и солдаты произвели страшные бесчинства, а Назук разыгрывал при этом самую жалкую роль; Мунис сразу же передумал и решил еще раз попробовать управлять от имени Муктадира. Несколько дней спустя устранен был снова Кахир, и на столь часто подвергавшийся унижению трон сел прежний владыка. Но ненадолго. Старания ибн Муклы, назначенного Мунисом визирем, упорядочить по возможности совершенно расшатанный снова революционными движениями порядок в столице дали повод халифу устранить навязанного ему силой министра. Негодность преемников удаленного довела всеобщую смуту до крайних пределов. Рядом с начавшейся резней военных и черни Багдада шли своим чередом интриги чиновников и офицеров. Дошло наконец до того, что подстрекаемый окружающими Муктадир решился порвать связь со своим генералиссимусом, назначив ему в преемники подчиненного Булейка (начало 320 = 932). Неподготовленный к такому серьезному шагу, Мунис должен был временно удалиться из столицы. Вскоре, однако, военачальнику удалось стянуть войска из провинций; 27 Шавваля 320 (31 октября 932) под самыми стенами Багдада возгорелась битва между его войсками и окружавшими Муктадира. Не особенно храбрый халиф помимо своей воли увлечен был в бой. Вооруженные коранами богословы, составлявшие прикрытие повелителя, не остановили, однако, наемников эмира. Вопреки намерениям последнего, лично привязанного к семье Му’тадида и желавшего только наказать халифа за непослушание, свирепые воины умертвили властелина в разгаре боя. Свершившегося изменить, конечно, нельзя было. Но призванный Кахир (320–322 = 932–934), во второй раз ставший преемником брату, почел совершенно достаточным воспользоваться этим печальным событием и отомстить тому, кто его вызвал. Деятельность нового халифа поразительно напоминает отдаленного его предшественника Му’тазза. Коварством и подвохами сумел он вскоре избавиться от всех тех, которые помогли ему стать властелином и, конечно, давно уже раскаялись в том, что выбрали такого опасного человека. Интригами и обещаниями удалось халифу переманить на свою стороьгу большинство солдат Муниса; тогда Кахир наконец решился назначить новым эмиром аль улара Тарифа, изменившего бывшему главнокомандующему. Вскоре затем попались в руки повелителя сам Мунис и все наиболее выдающиеся приверженцы этого эмира. Ша’бана 321 (август 933) еще полновластные год тому назад господа пали от меча палача. Набожный лишь по виду, Кахир оказался жестоким тираном и в высшей степени безнравственным человеком, который предавался изо дня в день пьянству. Вскоре он возбудил всеобщее недовольство. Ибн Мукла, успевший бежать во время гибели своего благодетеля Муниса, употребил все свое влияние, чтобы вооружить против халифа войска, недовольные и без того тем, что им часто не выдавалось жалованье. Раз ночью в Джумаду I 322 (апрель 934) ворвались турки во дворец халифа и ослепили его