История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц - [95]

В житии Феодосия Печерского ситуация показана примерно так же — так, например, когда некий вельможа «именем Иоанн» пытается вернуть сына из монастыря, первое, что он предпринимает — выбрасывает монашескую одежду сына в ров и переодевает его в боярское платье.

Вид одежды связывался в эпических представлениях с ее функциями, среди которых на первом месте стоит функция защиты и оберега. Показывая полную беззащитность героя или героини, былины обычно показывают их без одежды (в лучшем случае — «в тоненькой рубашечке без пояса, в одних тоненьких чулочиках без чоботов»), но стоит только нагому богатырю получить хотя бы «шапку», как он вновь обретает силы.

Такая шапка, в случае Добрыни, «земли греческой», обладает настолько сокрушительной ударной мощью, что способна свалить даже Змея. Шляпа калики перехожей, брошенная умелой рукой Ильи Муромца, легко убивает «Идолище Поганое».

Перед купанием героя в опасных реках (в случае Василия Буслаева — в реке Иордан, в ситуации Добрыни Никитича — в «Пучай-реке»), как правило, люди предупреждают его:

Во нашей славной во Пучай-реке,

Наги добры молодцы не куплются,

Они куплются в тонких белых полотняных рубашечках.

Так, например, желая отдохнуть от постоянной войны с «силами неверными» и уйти на покой, богатырь на пиру говорит князю:

Задумал теперь скинуть платье цветное,

Задумал одеться в платье черное,

Еще в черное платьице спасенное.

В то же время, когда былина хочет показать полное поражение героя, то показывает, что он полностью лишился одежды: с Тугарина Алеша снял «платье», Кострюка, в былине-скоморошине, «нага оставили, рубашку сняли». Похожая ситуация наблюдается в летописях — наиболее показателен в данном случае знаменитый упрек, который Кузьмище Киянин бросил ключнику Анбалу: «Ты ныне в оксамите стоиши, а князь наг лежит!».[798]

Сакральная значимость одежды подчеркивается сакральной значимостью внешнего вида. Так, например, в былине о Дунае и Настасье «ребенок, которого во граде нет» — имеет «По колен ножки-то в серебре, по локоть руки-то в золоте, по косицам частые звездочки, а в теми печет красное солнышко».

Анализируя метатекст сакрального компонента социальной практики, можно отметить ее неоднородность. Каждый тип героя имеет пусть и небольшие, но существенные для характеристики его образа изменения того, как именно он участвует в ритуале, какими «сверхъестественными силами» он пользуется для достижения своих особых целей. Можно говорить о том, что для разных «пиров» эпического общества актуальны различные по характеру (сфере применения) типы харизматических героев, обладающих соответствующей их образу сакральностью и характерными средствами вытеснения страха.

В отличие от так называемого «метатекста» (который отражает конечный результат эпического опыта, в том числе и в отношении представлений о сакральности), контекстуальные представления эпоса жестко «привязаны» к конкретным условиям социальной практики.

Нетрудно видеть определенные изменения в подходе к тому, кто из эпических героев (и в какой форме) обладает сакральностью — тем, что приносит им удачу, священным (сверхъестественным образом) — Князь Вольга («оборотничество»); Богатыри («волхи вы все да волшебники»); Калики («святость»); Микула («Тяга земная»); Гость Соловей-Будимирович, Гость Садко (богатство); бояре Чурило и Дюк (Щапливость).

Сакральность в социальной практике всегда очень тесно связана с идеологией, которая отражается в действиях героев эпических и летописных сюжетов.

Таким образом, в перспективе, существует возможность сопоставления не только имен и событий, но также идеологии действий былинных богатырей и «мужей» княжеских дружин. Учитывая, что хронология действий героев письменных источников в целом известна, можно вести речь о соответствии времени действия данных персонажей и периоде сложения эпических песен.

Глава IV. Соотношение контекста и метатекста социальной нормы

4.1 Значение типичности социальной практики в эпосе

4.1.1. Социальный фон эпических сюжетов (социальная статика [799] )

Отношения, связанные с изменением социального статуса, и, как следствие, трансформацией межличностных отношений, сопровождаются пересмотром социальной роли отдельной личности и переоценкой расстановки сил различных социальных страт. Иными словами, личность, сумевшая найти решение важной для общества проблемы, повышает не только свой статус, но и статус социальной группы, к которой она относится. Действия одного становятся образцом поведения для многих.

Подобная ситуация, по всей видимости, вызывает появление новых ориентиров развития общества и открывает канал групповой мобильности для его социальной группы, поскольку её представителям проще подражать новому образцу престижного поведения. Как следствие, участники социальной практики наряду с именем, в былинах, обычно, получают еще и обозначение первоначального рода занятий. Их эпическое восприятие в основе своей мало отличается от восприятия летописного. Как писал Даниил Заточник, «Аще бо были котлу во ушию златы колца, но дну его не избыти черности и жжения; тако же и холопу: аще бо паче меры горделив был и буяв, но укору ему не избыти, холопья имени