История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц - [5]

Как источник эпос обладает определенной спецификой, связанной с особенностями восприятия ситуации населением и ее последующей трансляции следующим поколениям. Эти особенности подробно проанализированы во втором параграфе первой главы данной монографии.

В былинах наибольший интерес представляют так называемые «общие места», как наименее подверженные изменениям части эпической традиции, поэтому представлено максимальное число вариантов «типических мест» былин. Для сравнения с восприятием былин (ранний эпос) используются исторические песни (поздний).

Работа, связанная с анализом эпических материалов, всегда основана на сравнении с письменными источниками, поэтому привлекаются документы эпохи Киевской Руси. Совпадение эпической и летописной социальной практики показывает историчность отраженных ими социальных отношений. Для сравнения с позицией населения относительно социальной практики, которая отражена в эпосе, надо выявить случаи полностью аналогичного восприятия реально происходивших событий в письменных источниках.

Основным требованием к используемым материалам является комплексность, поэтому рассматриваются следующие письменные источники:

Летописи

Несмотря на то, что многие летописи доносят до нашего времени информацию в «транслированном» варианте и были написаны несколько позднее событий, которые в них отражены, благодаря исследованиям А. А. Шахматова[53] можно вести речь о том, что они содержат достоверные сведения предшествовавших им летописных сводов о раннем периоде русской истории. Летописи имеют двойственный характер. Как отмечал М. Н. Тихомиров, «Сила Шахматова именно и заключалась в том, что он изучал летопись и как памятник историко-литературный, и как памятник исторический».[54] Летописи как исторический источник являются не просто погодными записями (и не всегда ими[55]), но комплексом разного рода информации, включающим пояснения и литературные произведения (вставки) наряду с погодным изложением событий. Эти «вставки» далеко не всегда случайны и обладают специфическими особенностями в изложении ситуаций, смысл которых может быть раскрыт максимально только с учетом пояснения материалами священного писания, а также анализа былин (Поучение Владимира Мономаха и т. п.).

В исследовании задействованы материалы Лаврентьевской,[56] Ипатьевской,[57] Новгородской I[58] летописей. Для сравнения с ситуацией в период начала татаро-монгольского Ига над Русью использованы также данные анализа Новгородской 4-й,[59] Софийской I,[60] Софийской II,[61] и Псковских летописей.[62]

Создатели письменной исторической традиции, имевшие обычно церковный сан, обладали иным мировоззрением, чем их «светские» современники. Более того, некоторые черты окружающей действительности просто не могли быть ими отражены в исторических документах. Эти черты считались, по-видимому, неким аналогом нецензурной лексики, «табу» (имена богов и пр.), другие же не привлекали внимания в силу своей общеизвестности.

Летописные данные в отношении эпоса получают особое значение при описании древнейшей социальной практики. Ввиду отсутствия документов значительная часть сведений о событиях истории была получена летописцами из «устного предания», то есть из былин и от очевидцев, что существенно сближает ее изображение в летописях и эпосе в ранний период истории Древней Руси. Это совпадение в изображении реалий социальной практики с письменными источниками позволяет использовать эпические материалы как вспомогательный исторический источник для периода Киевской Руси.

Вместе с тем, трудно игнорировать тот факт, что внимание летописцев и, соответственно, сведения, отражаемые летописями, обычно ориентированы на пристальное внимание к ситуациям, имевшим большой общественный резонанс. Летописцы не могли обойти вниманием такие запоминающиеся события, как пиры князя Владимира I, выдачу замуж княжеских дочерей (Ярослава Мудрого и др.), мятежи, убийство послов (по приказу Владимира Мономаха) и т. д. Подобные происшествия являются общими местами эпической и летописной социальной практики, однако только в рамках эпохи Киевской Руси, без четкого прикрепления к конкретным годам, поскольку указанные события в целом являются «типичными» для общества и государства.

Гораздо большее значение для исторического исследования соотношения устной и письменной исторической традиции имеют занимавшие умы общества «идеи», появлявшиеся в социальной практике в ответ на жизненно важные вызовы окружающего мира и отразившиеся как в эпических источниках, так и в летописях. Некоторые из таких «идей», соответственно их актуальности и злободневности, отражающих тенденции общественной жизни, могут быть прикреплены к определенному периоду в рамках изучаемой эпохи.

Возможно, примерами подобных «идей» являются всплески однонаправленных событий, таких, как мода на браки с европейскими феодальными домами (преодоление политической изоляции), мода на браки с половецкими княжескими родами (попытки установления мира и союзнических отношений), культ Бориса и Глеба, идея «братолюбия» (идеология непротивления старшему брату и жертвенного отказа от междоусобиц) и т. д. В этой связи В. В. Долгов отметил: