История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография - [25]

Выслушав внимательно Шиманского, Розенбаум поручил всем троим агентам продолжать слежку за деятельностью пинской организации «Свободный Рабочий», тут же пообещав до поры до времени воздержаться от принятия каких-то репрессивных мер в отношении членов ячейки, чтобы не вызвать этим подозрений по поводу агентов, а также и с целью выявления лиц, сочувствующих коммунистам. О таковом решении майор сообщил коменданту полиции Яцыничу, который вполне одобрил эту тактику действий. Слежка в порту осуществлялась до конца марта 1922 года. Она позволила дополнительно выявить следующих активистов организации — электромонтера Ольгерда Огурецкого, стажера Григория Гржималу, плотников Боруха Бермана, Арона Айзенштадта, Нахима Нейвассера и других. Когда было установлено, что на предприятии с общим количеством в 300 человек (вместе с рабочими по подъему судов) около 50 человек имеют отношение к «Свободному Рабочему», Розенбаум в письменной форме сообщил Яцыничу, что дальше медлить нельзя». После этого в порту начались аресты[13]. Для проформы в числе первых были арестованы Шиманский, Лясота и Вальден. Сделано это было для снятия с них подозрений за участие в провокаторской деятельности, но через неделю все они были возвращены из-под ареста и приступили к привычной для себя «работе» в порту.

Глава VIII. ПО СЛЕДАМ «СВОБОДНОГО РАБОЧЕГО»

Служба во главе польской речной военной флотилии в сочетании с активным участием в политическом сыске не могла не влиять негативно на выполнение Розенбаумом своих основных служебных обязанностей. Сидение «на двух стульях» плохо сказывалось и на моральном состоянии командора-агента. В конце концов 4 апреля 1922 года он был уволен со службы в запас чинов польского военно-морского флота (по польски — марынарки). Впоследствии в своих показаниях Розенбаум вынужден был признать, что причиной его увольнения были также «пьянство и упущения по службе». Данная «чистосердечность» в признании имела, судя по всему, и такой подтекст, как желание ослабить восприятие его как врага, офицера и командира из армии потенциального противника. Таким образом, вместе с увольнением из флота закончилось и сотрудничество его с II отделом польского генштаба.

Оставшись без службы, Розенбаум стал подумывать о приискании себе работы. В это время в Пинске находилась на гастролях виленская русская драматическая труппа Александра Николаевича Горяинова и Зинаиды Викентьевны Келчевской. Будучи завзятым театралом, в чем, несомненно, проявлялась материнская наследственность, майор запаса с удовольствием общался с актерами и руководством этой труппы. Как-то после одной из таких дружеских встреч Горяинов и Келчевская предложили Розенбауму быть у них передовым (импрессарио) по устройству их выступлений в городах «крэсов всходних». Это предложение он с удовольствием принял. В то время майор был одинок, не женат и его вполне удовлетворяла работа на колесах, тем более что звание офицера запаса, знакомства в полиции давали ему возможность достаточно легко получать разрешение у местных властей на постановку спектаклей. Известно, что русскому театру, особенно на крэсах, чинились польскими властями самые различные препятствия. И в таких ситуациях Розенбаум для труппы являлся просто спасителем и незаменимым человеком.

Как-то, прибыв для устройства спектаклей в Новогрудок, бывший в ту пору воеводским городом, Розенбаум как всегда пошел по кабинетам воеводского правления и в одном из них встретился с начальником местной политической полиции графом Евгением Корвин-Пиотровским. Этого человека Розенбаум знал еще с дореволюционной поры, когда последний служил штаб-ротмистром в лейб-гвардии Гродненском гусарском полку, а во время русско-германской войны был одним из адъютантов при ставке императора Николая II в Могилеве. Уже в независимой Польше старые приятели вновь встретились 19 ноября 1920 года в Варшаве, на балу в зале гостиницы «Бристоль», устроенном по случаю провозглашения Юзефа Пилсудского первым маршалом Польши. Вторая их встреча в Варшаве состоялась совершенно случайно в доме графини Барбары Браницкой, где давний друг Розенбаума был уже в форме офицера полиции. Из короткого разговора выяснилось, что Корвин-Пиотровский только что получил назначение на должность шефа политической полиции Новогрудского воеводства.

И вот новая встреча в Новогрудке. Следует заметить, что за внешне непринужденным обращением друг к другу на «ты» уже чувствовался некий официоз, разница в служебном и социальном положении давних приятелей. И тем не менее шеф полиции сразу же положительно разрешил все проблемы начинающего импрессарио, связанные с постановкой русских спектаклей на территории всего воеводства. После чего пригласил театрального импрессарио к себе домой, на обед. После обеда Корвин-Пиотровский сразу не отпустил Розенбаума в гостиницу, а предложил проехаться вместе с ним в управление, к себе в кабинет, на чашечку черного кофе. Когда кофе был подан, он, глядя в глаза старому приятелю, с улыбкой сказал: «Эдуард, я знаю, что ты работал со вторым отделом и политполицией. Почему бы нам не восстановить эти связи? Мы с тобой хорошо знаем друг друга и прекрасно понимаем, что грозит Польше, всем нам, если здесь, как и в России, возьмут верх коммунисты. При твоей нынешней деятельности, работая с русской труппой, общаясь с русскими, а среди них немало зараженных коммунизмом, ты бы мог нам здорово помочь в раскрытии их враждебных по отношению к Польше замыслов. Одним словом, я надеюсь на твою помощь. Я снесусь в Пинске с Яцыничем, и когда ты приедешь сюда уже с труппой, мы это дело оформим. Ты, конечно же, не отказываешься?». На это обращение Розенбаум ответил полным согласием и в общих чертах, но в целом правдиво, обрисовал уровень своей работы прежде и с князем Святополк-Мирским, и с подполковником Яцыничем, естественно, обходя стороной то неприятное, что было в этом общении.