История города Афин в Средние века - [227]

Сегодня невозможно с уверенностью сказать о том, была ли гробница в Мениди ограблена или сохранилась в нетронутом виде. Ценности, уцелевшие в ней до наших дней, и по числу, и по стоимости выглядят весьма скромными по сравнению с сокровищами из гробниц других горожан Микен и, пожалуй, более скромными, чем сокровища из усыпальницы в Спарте в аттической Мезогее. Там найдено очень много золотых пластинок, а также знакомых по Микенам изображений раковины Наутилус, азиатского крылатого сфинкса, розетки и слона. Обнаружено множество предметов из стеклоэмали (стеклянной пасты), стеклянных бусин, серебряных заколок, резных камей и резных пластин из слоновой кости с изображениями животных, бесчисленное множество черепков античных ваз, отдельные наконечники, но — ни единого меча, древесного угля или хотя бы пепла. Зато в изобилии присутствуют беспорядочно разбросанные человеческие кости и пять черепов.

Эта находка сегодня выставлена в зале Политехникума в Афинах наряду с сокровищами из Спарты, Навплии и Микен. Сравнение их показывает, что все эти памятники чуждой и малоизвестной культурной эпохи в общем и целом связывает общий характер и что они относятся к времени, когда в Греции отмечалось активное проникновение или заимствование из Азии чуждых, возможно — ассирийских мифологических образов и художественных типов. Новейшие раскопки умножили число этих культурно-исторических сокровищ, и благодаря этим находкам для истории греко-азиатского искусства открылись новые перспективы, а открытия захоронений на переднеазиатских островах и в Этрурии и Центральной Италии вообще сделали предметным изучение культуры этого региона. Позднейшие раскопки позволили решить вопрос о том, существовали ли (а если да, то какие) промежуточные формы между сооружением вертикальных шахтных усыпальниц и купольных гробниц. Усыпальница, обнаруженная в Микенах, куда древнее, чем известный толос в Микенах. Это в принципе верно, но нельзя исключить, что обе формы могли применяться параллельно, поскольку предметы, найденные в Микенах и Мениди, отражают весьма близкие художественные мотивы. Система купольных погребений, будучи довольно простой и примитивной, является очень древней. Она возникла из погребальных курганов. Конические архитектурные формы во все эпохи и у всех народов отражают примитивный этап развития культуры. Так, на полях Апулии[872] высятся так называемые казелли — конические домики, сложенные из каменных кольцевых структур, обработанных крайне примитивно. Сельские жители использовали их под хранилища и жилые постройки, аналогично уже знакомым нам фолосам, наиболее яркий пример которых — сокровищница Атрея.

Немецкий Археологический институт в Афинах опубликовал трактат «Купольная гробница в Мениди» (1880 г.). Помимо изображений этой гробницы и найденных в ней артефактов за общим описанием раскопок Аоллинга в ней помещены работы: «О технических аспектах сооружения фолоса возле Мениди» Рихарда Бона, «Вазы, найденные в гробнице в Мениди» Адольфа Фуртфенглера; «Доисторические гробницы в Греции» — доклад Ульриха Келера, занимающего пост директора данного института.

Мы возвращались из Мениди в Афины через Пиргом, бывшее владение некогда влиятельной в здешних местах императрицы Амалии, которое сегодня является частным владением. Аллея олеандров ведет к этой каменной ферме, напоминающей суровую средневековую крепость. Вокруг красуются живописные кипарисы. Неподалеку находится городок Кукуваонес, а рядом с ним — селение Геракли, последнее из баварских колоний, созданных в оттоновскую эпоху. Поистине, странная ветвь Виттельбахского дома, пытавшаяся прижиться на берегах Исара и Кефисса. Она не прижилась; греки сами вырвали ее и пригласили на ее место династическую ветвь другого немецкого дома с севера. Но случилось так, что сын того же самого народа, который в свое время преследовал духовные сокровища греческой старины, стал первым королем эллинов и способствовал тому, что благодаря тесным связям Германии с Грецией были заложены прочные основы нового эллинского государства. Баварцы не преуспели на этих землях; их колонии пришли в упадок. Непривычный климат, чуждые обычаи, неразвитая экономическая база, а также (как поведали мне здесь) усердные возлияния в честь Диониса, совершаемые вином со смолой, быстро привели к упадку баварских селений в Аттике, в том числе и этого — в Геракли.

Солнце медленно опускается над этим оцепеневшим миром покоя, о чем пел еще статик Гомер. Вечер уже укрыл землю и море красочным покрывалом, когда мы прибыли в Патасию, живописный пригород Афин. Высоко над землей в розовом сиянии купается Акрополь, одиноко возвышающийся над окрестными равнинами — Акрополь, где некогда обрели очертания и возникли самые возвышенные идеи человечества, не создавшего с тех пор ничего более величественного.

Послесловие

Когда Фердинанд Грегоровиус 19 января 1872 г. в конце заключительного тома своей «Истории города Рима в Средние века» написал слово «Конец», задача, которую он поставил перед собой, была наконец-то выполнена. Два года спустя Грегоровиус покинул Рим, который уже в качестве столицы объединенного Итальянского королевства вступил на путь, ведущий от классицистической идиллии к крупному современному городу. Покинул, поскольку его миссия, которая привела его в Вечный город, была окончена, а новый Рим утратил многие черты того очарования, которое удерживало в нем Грегоровиуса. Однако чары обаяния, которыми Вечный город буквально приковал его к себе, оказались настолько могущественными, что автор чуть ли не каждый год перебирался через Альпы, чтобы вновь увидеть свою давнюю любовь. Некогда он приехал в Рим безымянным и никому не известным писателем, с трудом справлявшимся с повседневными проблемами. Но немецкий идеализм и немецкое трудолюбие взяли верх, и, поселившись в Мюнхене, Грегоровиус сделался человеком, чья слава и известность гремели в обеих странах. И хотя коллеги по исторической науке поначалу встретили дело его жизни в штыки и отвергли его, однако впоследствии многочисленные научные общества, в том числе Баварская академия наук, приняли его в ряды своих действительных членов, что явилось внешним проявлением признания его выдающихся научных заслуг. Особым предметом гордости для Грегоровиуса стало присвоение ему звания почетного гражданина Рима. Он признавался государственному секретарю Тиле: «Я нисколько не добивался этого, но с радостью готов сказать, что рассматриваю эту честь как увенчание меня прекрасной пальмовой ветвью, явившейся наградой за мои долгие труды. И поскольку она совершенно заслуженна, я не променял бы это звание ни на миллион, ни на герцогский титул, если бы кому-то вздумалось предложить мне взамен то или другое. Этим вполне удовлетворено все мое честолюбие, так что у меня нет более другого желания, кроме как с чистой совестью провести остаток своих дней в тишине и покое, если мне только удастся найти такое местечко».