История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим - [186]

Взглянув на Эсмонда, который в ответ сделал ему утвердительный знак, лорд Каслвуд сообщил его королевскому высочеству [122], что Беатрисы, его сестры, нет в Кенсингтоне и что родные почли за благо отправить ее на время в деревню.

— В деревню! — воскликнул принц. — Разве она занемогла? Вчера еще она была в добром здоровье, зачем же ей понадобилось уезжать из Кенсингтона? Чья была воля на это — ваша, милорд, или же полковника Эсмонда, который ведет себя так, как будто он хозяин этого дома?

— Не этого, сэр, — с достоинством отвечал ему Фрэнк. — Ему принадлежит лишь родовое поместье, которое он великодушно предоставил нам. Это дом моей матери, а Уолкот принадлежал моему отцу, но маркиз Эсмонд знает, что по первому его слову Каслвуд будет возвращен законному владельцу.

— Маркиз Эсмонд! Маркиз Эсмонд, — сказал принц, одним духом осушив свой бокал, — оказал мне большую услугу, но это еще не дает ему права на каждом шагу вмешиваться в мои дела. Напрасно вы думаете, милорд, что для ваших видов на Беатрису полезно будет, если вы ее посадите под замок; такими способами не завоюешь женское сердце.

— Не помню, чтобы я имел честь докладывать вашему высочеству о своих видах на, госпожу Беатрису.

— Bah, bah, monsieur, не нужно быть колдуном, чтобы о них догадаться. Это сразу бросается в глаза. Вы ревнивы, милорд, и стоит только прелестной фрейлине взглянуть на чье-либо лицо, как ваше тотчас перекашивается от злости. То, что вы сделали, monsieur, попросту недостойно; это негостеприимно, это… это подло! Oui, c'est lache! [123] (Он говорил по-французски торопясь и с каждой фразой все более раздражаясь.) — Я приезжаю к вам в дом, полагаясь на вашу верность, рискую своей жизнью, пропадаю от скуки; мое единственное развлечение, если не считать проповедей вашей милости, общество этой очаровательной молодой леди, и вот вы меня лишаете этого общества, а сами остаетесь здесь! Merci, monsieur! Я отблагодарю вас за все, когда буду в силах сделать это; я найду, чем вознаградить подобную преданность, хотя и несколько назойливую, — именно назойливую, милорд. Позвольте вам сказать, что ваш тон опекуна безмерно надоел мне за этот месяц. Вы соизволили предложить мне, корону, но хотите, чтобы я принял ее от вас на коленях, подобно королю Иоанну; как видите, я знаю историю своей страны, monsieur, и не боюсь недовольных баронов. Мне понравилась ваша возлюбленная, а вы ссылаете ее в какую-то деревенскую Бастилию; я живу в вашем доме, а вы оказываете мне недоверие. В таком случае мне остается только покинуть этот дом, monsieur, что я и сделаю сегодня же. У меня найдутся еще друзья, которые не считают, что их верность долгу дает им право подвергать сомнению мою. Если когда-либо мне суждено раздавать ордена, я постараюсь почтить этим отличием джентльменов, не столь склонных всюду искать дурное. Велите подать мне карету; либо прекрасная Беатриса вернется домой, либо я отсюда уезжаю. Я не хочу, чтобы ваше гостеприимство досталось мне ценой свободы этого прекрасного создания.

Вся эта тирада была произнесена по-французски и сопровождалась оживленной жестикуляцией, тоже по французской привычке. Принц шагал из угла в угол; лицо его пылало, руки тряслись от гнева. Он был хил и тщедушен частые нездоровья и злоупотребления радостями жизни сделали его таким. Любой из нас обоих мог шутя вышибить из него дух, затратив на это не более полуминуты, и тем не менее мы стояли и слушали оскорбительные речи, в пылу которых он даже не считал нужным скрывать свою страсть к Беатрисе перед. теми, для кого это было делом семейной чести. Милорд Каслвуд отвечал ему просто и с большим достоинством.

— Сэр, — сказал он, — вашему королевскому высочеству угодно забывать о том, что и другие также рискуют жизнью и делают это ради вас. Немного найдется англичан, которые дерзнули бы поднять руку на священную особу принца, но с нами никто церемониться не станет. К услугам вашего королевского высочества жизнь любого из нас и все наше, достояние — за исключением чести.

— Чести, сэр! Никто и не думал посягать на вашу честь! — сердито вскричал принц.

— Мы всепокорнейше просим ваше королевское высочество и впредь никогда об этом не думать, — сказал лорд Каслвуд, низко кланяясь принцу. Вечер был теплый, и все окна были раскрыты настежь как со стороны площади, так и со стороны садов. С площади доносился голос ночного сторожа, выкликающий время. Полковник Эсмонд распахнул дверь, ведущую в опочивальню принца; оттуда в это самое время выходил Мартин, слуга, сопровождавший Беатрису до Хаунслоу. Эсмонд выждал несколько минут и, как только ночной страж вновь затянул свое: "Десять часов, ночь звездная, и все спокойно", — он повернулся к принцу и сказал вполголоса:

— Ваше королевское высочество слышит этого человека?

— Apres, monsieur? [124] — сказал принц.

— Мне стоит только позвать его из окна, и он приведет сюда взвод солдат, чтобы я мог передать им человека, именующего себя Иаковом Третьим, за поимку которого парламент назначил награду в пятьсот фунтов, — ваше королевское высочество сами читали об этом, когда мы ехали из Рочестера. Мне для этого достаточно сказать слово, и, клянусь создателем, я сказал бы его, если б не был уверен, что принц во имя собственной чести воздержится от оскорбления нашей. Но первый джентльмен Англии слишком хорошо знает свой долг, для того чтобы забываться перед скромнейшими из своих подданных или рисковать короной ради деяния, которое не принесло бы ничего, кроме позора.