История Фридриха Великого - [87]
Из Брауншвейга Ришелье послал отборный корпус войск на подкрепление Субиза, который, соединясь с принцем Гильбурггаузенским, генералиссимусом имперской исполнительной армии, шел в Саксонию. Грозная имперская армия, представительница германской конфедерации, явилась перед Субизом в таком виде, что {285} французский полководец не мог скрыть веселой усмешки. За исключением солдат, поставленных Баварией, Палатинатом, Виртембергом и еще несколькими немецкими владениями, все остальное войско походило на армию "амьенского пустынника". Это была ватага оборванных, полуодетых нищих и калек, с сумками и мешками, кое-как и кое-чем вооруженных. Все они стали в ряды из одной надежды на стяжание, но без всякого нравственного побуждения. Большая часть из них никогда не брались за оружие и не имели понятия о военном деле. Но вся эта сволочь была разделена на отряды и корпуса. Некоторые округа Швабии и Франконии выставили только по одному солдату. Те, которые обязаны были дать офицера без солдат, брали его прямо от сохи. Свинари были обращены во флейтщиков, а старые упряжные лошади поступали под драгун. Прелаты империи, желая также принять участие в общем деле народной свободы и религии, посылали своих служек и монастырских сторожей, перепоясав их парусинники каким-нибудь ржавым палашом или обломком старой сабли. Женщины и старики провожали эту знаменитую армию.
Вообще имперская исполнительная армия была более способна мешать действиям правильного, хорошо обученного французского войска, чем помогать ему. Соединенная армия дошла до Готы и Веймара, а Ришелье послал корпус в Гальберштадский округ, который, опустошив страну, явился перед вратами Магдебурга.
В то же самое время русское стотысячное войско, под предводительством генерал-фельдмаршала Степана Федоровича Апракси-{286}на, перешло границу Пруссии. Иррегулярные войска его, состоявшие из казаков и калмыков, рассыпались по пограничным провинциям, истребляя все огнем и мечом. Апраксин, отделив корпус под командой генерала Фермора, приказал ему занять Мемель, а сам остановился на правом берегу реки Руссы.
В одно время с русскими и шведы высадили свое войско в Стральзунде и начали опустошать Померанию.
Пруссия сделалась театром войны. Во все концы ее проникли неприятели, и Фридрих вынужден был раздробить армию свою на части, чтобы противопоставить оплот каждому наступающему врагу. Но он не мог равнодушно переносить разорение и гибель самых цветущих своих провинций и не надеялся на свои силы в страшной борьбе. Враги были почти в восемь раз сильнее его. Он был окружен ими со всех сторон. Видимо, надлежало изнемочь и быть свидетелем и виновником погибели прекрасного Прусского королевства. Часто овладевала им тяжкая меланхолия; в эти минуты он решался не пережить своего несчастья. Генералы прусские, видя его мрачным и пасмурным, боялись, чтобы он в порыве отчаяния не покусился на собственную жизнь. Всем было известно, что он всегда носил при себе сильнодействующий яд. В минуты скорби Фридрих изливал всю свою душу в стихах, выражавших глубокое удручение. В них проглядывала пагубная мысль о самоубийстве. Но сама способность передавать горе стиху служила ему сильным про-{287}тивоядием, и если он сохранил твердость духа в эту печальную эпоху, то обязан тем поэтическому направлению души своей.
Иногда надежда в нем воскресала. С пророческим воодушевлением предсказывал он Пруссии торжество над врагами и бессмертную славу. Тогда и сам он оживал духом и опять бодро и энергично принимался опять за дело.
Но обратимся к ходу военных действий и последуем за ними в хронологическом порядке.
Мы видели, что для прикрытия Пруссии от русских Фридрих оставил до 22.000 войска, под начальством опытного полководца, восьмидесятилетнего Левальда. Пока совершались кровавые события в Богемии, русские, в мае 1757 года, четырьмя колоннами проникли в Пруссию.
Авангард наш, составленный из легких, иррегулярных войск: казаков, калмыков и крымцев, ясно показывал, что война эта будет тягостна и опустошительна для Пруссии.
Дикие, неустроенные орды этого войска всюду оставляли за собой ужас и отчаяние. Пепелища, развалины и трупы жителей, без разбора пола и возраста, означали след их. Пруссаки смотрели на наше войско, как на вторжение новых варваров, называя наших казаков гуннами XVIII столетия. Между тем в регулярном нашем войске господствовала дисциплина, которая могла служить примером для самых образованных народов. После пятидневной осады Фермор взял Мемель и устроил в нем сообщение морем с Ригой. Апраксин шел вперед почти беспрепятственно. Все пройденные им пограничные провинции были объявлены завоеванными Россией и приведены к присяге. Эта решительная мера заставила встрепенуться Левальда и преградить русским путь к дальнейшим завоеваниям. В июле Апраксин перешел реку Прегель и продолжал марш до Аксины. Здесь встретили его пруссаки. Оба войска расположились к битве, которая должна была произойти близ деревни Гросс-Егерндорф. Русские заняли прекрасную позицию. Тыл их был прикрыт густым лесом; фланги отлично защищены. Левальд хотел занять гористую местность и поставить на ней свою тяжелую артиллерию, чтобы прикрыть ею фланг свой, но русские и в этом его предупредили. 30-го августа началось дело. Прусская кавалерия была превосходна, наша -- весьма посредственна. Левальд начал атаку с обоих крыльев, успел сбить русскую конницу с позиции и загнать за пехоту, но тут пехота встретила пруссаков с примкнуты-{288}ми штыками, и они должны были отступить. Тогда двинулась прусская инфантерия. Левое крыло действовало довольно успешно, но правое, которому назначено было нанести решительный удар русским, испытало несчастье. Румянцев, командовавший второй нашей линией, пошел в обход, ударил на пруссаков во фланг и в тыл, смял и погнал их назад. В это время расстилался по полю густой дым от горящих деревень, которые Апраксин нарочно велел зажечь, чтобы скрыть от пруссаков свои движения. За дымом вторая прусская линия, выступившая на подмогу первой, не могла различать неприятеля и открыла огонь по своим же бегущим товарищам. Командовавший нашим левым крылом генерал-аншеф Василий Абрамович Лопухин воспользовался беспорядком в неприятельских рядах. С величайшей неустрашимостью повел он свои уцелевшие батальоны против прусских батарей. Три неприятельские пули пронзили грудь храброго вождя. Он упал и был отнесен в лес. Придя в себя, Лопухин спросил: "Ну что, гонят ли неприятеля?" Ему отвечали, что пруссаки разбиты. "Слава Богу! -- воскликнул он. -- Теперь умру спокойно; я исполнил долг, возложенный на меня государыней!"
