История философии. Средние века - [86]

Очевидно, расследование проводилось спешно и неаккуратно, а епископ действовал опрометчиво. Но также очевидно, что сам характер расследования был бы иным, если бы не чувствовалось в нем настоятельной необходимости, если в университете не создавалась угрожающая ситуация и не усиливалось давление со стороны консервативных сил. В известном смысле дискуссия по поводу положений, выдвинутых Сигером Брабантским и Боэцием Дакийским, велась не по существу. Ведь понятно, что должно было создаться впечатление все возраставшего влияния натурализма на факультете искусств, которое либо отвергало христианское учение, либо обходило его. Так, например, Боэций Дакийский, утверждавший, что говорит только как философ, заявляя, что высшим благом человека в этой жизни является философия, отнюдь не отвергает богословское учение о сверхъестественном предназначении человека в следующей жизни. Однако, даже если это положение искренно, то нет достаточных оснований предполагать, что при этом складывалось впечатление, что счастье обретается человеком только в философском размышлении об истине, и если есть нечто большее, то не иначе как от лукавого, так как не основано ни на чем. Существенно и то, что в осуждавшихся высказываниях содержались следующие утверждения: христианство – помеха на пути познания, христианство, как и другие религии, основывается на мифах, а теология не является источником знаний, но повторяет зады мифологии. Не существует никакой гарантии, что подобные взгляды исповедовались Сигером Брабантским или Боэцием Дакийским. Но, по всей вероятности, подобные идеи имели успех в те времена. Так что в целом вряд ли следует удивляться действиям епископа Парижского, если эти впечатления складывались у таких людей.

Разумеется, было бы неправдой приписывать преподавателям факультета искусств абсурдную идею, состоящую в том, что суждение истинное в философии может оказаться ложным в теологии. К примеру, Сигер Брабантский отстаивал мнение, что следствием определенных философских предпосылок являются соответствующие выводы. Правда, он добавлял при этом, что если эти выводы противоречат христианским представлениям, то истина все же принадлежит последним. Но это не является основанием тому, что он серьезно считал, что два противоположных суждения могут быть истинными одновременно. Многое здесь зависит от того, в каком ключе об этом говорится. Так результатом философского дискурса является вывод Х, но, поскольку вывод Х расходится с теологическим учением, он не может быть верным; однако все это излагалось им таким образом, что складывалось совершенно иное впечатление – будто именно философское суждение следовало бы на самом деле принять за истинное.

Суть дела в том, что, несмотря на всю открытость для критики осуждения 1277 года, следует сказать, что оно стало следствием того широкого влияния, которое получил делавший успехи в Париже нехристианский натурализм. Это также являлось следствием все возрастающего его давления. В последние годы своей жизни Бонавентура часто обращал на это внимание, указывая достаточно недвусмысленно на недостатки учения Аристотеля. Он, так же как и Фома Аквинский, резко обсуждал модные в то время учения – в первую очередь учение о единстве разума, излагавшееся на факультете искусств. Здесь не обошлось без участия Альберта Великого. Жиль Римский, августинианец и богослов, около 1270 года написал сочинение «Заблуждения философов» («Errores philosophorum»), где приводил ошибочные взгляды Аристотеля, Авиценны, Аверроэса, Маймонида и других мыслителей. Консерваторы, подобные Иоанну Пекхаму, тоже жаждали крови. Несдержанный поступок Стефана Тампье, несомненно, стал кульминационным моментом ширившегося движения среди консервативно мыслящих богословов, враждебно относившихся к радикальному аристотелизму факультета искусств в распространенной на факультете тенденции игнорировать мнение своих коллег-богословов[246].

В конце концов осуждению подвергались не столько философы с факультета искусств и даже не столько сам Парижский университет. Как уже отмечалось, в список неприемлемых тезисов вошли некоторые суждения, которых придерживался сам Фома Аквинский. Иными словами, осуждение было не просто победой богословского факультета над гуманитарным. Это была победа теологов консервативного толка. Осуждение коснулось даже Жиля Римского, вынужденного покинуть Париж, до тех пор пока официально не отрекся от приписываемых ему заблуждений. Более того, в конце апреля папа Иоанн XXI приказал Тампье распространить свои действия на факультет теологии, с целью тоже избавить последний от ошибок, относящихся к официальному учению[247]. Тем временем, спустя несколько дней после парижского осуждения, Роберт Килуордби, доминиканец архиепископ Кентерберийский, посетил Оксфорд и осудил ряд положений, высказанных в свое время Фомой Аквинским. Как уже отмечалось, эти осуждения были утверждены преемником Килуордби на посту настоятеля Кентербери, францисканцем Иоанном Пекхамом, в 1284-м и в 1286 годах.

Возможно, обстановка, сложившаяся в 1277 году, послужила поводом Альберту Великому, выехав из Кельна, нанести визит в Париж с целью защитить истинность веры своего бывшего ученика, Фомы Аквинского. И хотя Килуордби сам был членом ордена, доминиканцы в целом перенимали томистский образ мысли, все более сплачиваясь, чтобы защитить репутацию своего прославленного товарища. Можно представить их неудовольствие, когда францисканец Уильям из Ламара опубликовал сочинение, озаглавленное «Correctorium fratris Thomae», в котором критиковал значительное число положений, которых придерживался Фома Аквинский. Согласно мнению доминиканцев, трактату «Исправление» более соответствует заглавие «Искажение», так что, в свою очередь, был опубликован список «Исправлений искажения» («Correctoria corruptorii»).