История философии. Средние века - [79]

Исходя из принципов телеологической этики Фома Аквинский утверждает, что благие действия – это действия, совместимые с достижением человеком его конечной цели, в то время как дурными поступками являются действия, несовместимые с ней[221]. Нравственно обязательные поступки являются видом благих деяний. Поступок является обязательным только в том случае, когда его несовершение или совершение иного поступка было бы злом. Как у Аристотеля, да и в любой богословско-этической системе, понятие блага является здесь исходным. На языке Канта моральный императив является ассерторическим гипотетическим императивом, требующим пользоваться средствами, необходимыми для достижения блага (или добра), и запрещающим совершать действия, несовместимые с приобретением блага[222]. Здесь мы лишены возможности обсуждать достоинства и недостатки богословского истолкования этики. Но очень важно отметить, что, беря за основу и используя аристотелевскую этику основанием для христианской этической точки зрения, Фома Аквинский признает возможность этической системы, основанной на рациональной рефлексии. Видимо, столь твердая уверенность Аристотеля основывается на том, что, по его мнению, греческий философ наделил смыслом нравственную жизнь человека. Конечно же Фома Аквинский вынужден толковать Аристотеля таким образом, чтобы дать совместить философскую этику с христианским сверхприродным мировоззрением. Одновременно с этим он признает право на существование этики, становление которой обусловлено осмыслением человеческой природы этики, хорошо известной еще нехристианским философам[223].

Уже отмечалось, что Фома Аквинский рассматривает человека как обладающего стремлением реализовать свои потенции. Основные устремления и наклонности человека обусловлены его природой. Как живой организм, человек борется за сохранение своей жизни, и одновременно, как разумное существо, он обладает способностью к постижению истины. Осмысляя основополагающие склонности человека, разум способен формулировать заповеди вроде следующих: «Жизнь должна быть сохранена» или «Следует доискиваться истины». Большинством людей подобные нормы не формулируются столь определенно. Они могут быть сформулированы и использоваться в качестве предпосылок для выведения частных правил поведения. Совокупность таких норм представляет собой «естественный закон».

Понятие естественного нравственного закона породило дискуссию, в детали которой здесь мы вдаваться не будем. Стоит, однако, заметить, что вряд ли подобные дискуссии могут быть плодотворными, если заранее не прийти к соглашению по поводу того, что, в сущности, будет обсуждаться. Что же касается Фомы Аквинского, то термин «естественный закон», используемый в данном контексте, несет в себе другой смысл, нежели термин «закон природы», что выясняется, к примеру, в том случае, когда закон гравитации определятся как закон природы или естественный закон. Если же мы говорим о предметах «мертвой природы», как подчиняющихся естественному закону, к примеру камнях, то, по утверждению Фомы, слово «закон» употребляется здесь по аналогии. Ибо он рассматривает закон как общее правило, постигнутое разумом и провозглашенное общим благом. Едва ли есть необходимость говорить о том, что камни не провозглашают законы для себя, а также не признают и сознательно не подчиняются какому-нибудь закону, объявленному законодателем. По аналогии их можно определить как исполняющие законы природы, но этический естественный закон есть вся совокупность нравственных заповедей, провозглашаемых человеческим разумом вследствие размышлений о социальной природе человека.

Согласно Фоме Аквинскому, естественный закон – это «проявившееся участие вечного закона в наделенной разумом твари». Если смотреть на это с антропоморфной точки зрения, то можно сказать, что в человеческой природе Бог вечно видит свершения, которые являют объективный ход ее развития или развертывания, а также действия, несовместимые с объективным развитием. Когда человеческий разум провозглашает для себя естественный закон, он как бы соучаствует в вечном божественном законе, в божественном замысле, – замысле, который не устанавливается божественной волей, но по смыслу заключает в себе образ Бога, повторяющийся определенным способом в каждом существе. Если бы нравственный закон зависел от случайностей божественного выбора, то он мог бы стать известным только через откровение. Однако, хотя для человека божественная воля включает в себя идею человеческой природы, она, то есть природа, может быть познана посредством разума, исключая всякую мысль о Боге. Проще говоря, все это может быть в принципе познано человеческим разумом, поскольку здесь просто предполагается идея человеческой природы и не затрагивается свободное призвание человека Богом к его сверхприродной цели. Вследствие чего, несмотря на наличие утверждаемых Фомой отношений между естественным законом и вечным божественным замыслом, тут остается достаточно места и для философской этики. И только в более позднее Средневековье богословский авторитаризм стал занимать ведущее положение в этике.