История философии. Средние века - [75]

Сказанное нуждается в уточнении. Мы представляем себе Фому Аквинского, причем совершенно верно представляем христианским богословом, нашедшим более надежное и широкое, нежели его предшественники, применение учению Аристотеля. Однако из этого отнюдь не следует, что его мысль ничего не заимствовала из других источников. По сути, большая доля элементов, составляющих мировоззрение, имела своим источником не Аристотеля. Возьмем простой пример, касающийся того, что он говорит о божественных идеях. Ведь очевидно, что свое начало они берут у Августина, если идти еще дальше в неоплатонизме. С другой стороны, на Фому Аквинского оказали влияние не только сочинения Псевдо-Дионисия, но также труды исламских философов и иудейского мыслителя Маймонида. Да, он считал Аристотеля философом par excellence, но ведь он пытался переосмысливать философию вообще, конечно, так, как он ее себе представлял, причем пытался переосмыслить в ясную и последовательную систему, конечно не в самодостаточную философскую систему, а скорее определенным образом связанную с христианским миропониманием.

Тот факт, что свои идеи и побудительные мотивы Фома Аквинский заимствовал из широкого круга источников, позволяет нам предположить, что либо он был эклектиком, либо испытывал недостаток самобытности. Когда нами рассматривается та или иная теория или доктрина, очень часто становится возможным свести те или иные ее элементы к тому или другому источнику, – будь то Аристотель, Авиценна или Маймонид. Иначе говоря, чем больше мы знаем об Аристотеле, об исламской и иудейской философии, а также о ранней христианской мысли, тем больше мы желали бы знать, что является принадлежащим исключительно самому Фоме Аквинскому. Мы можем даже поинтересоваться, а не является ли вся шумиха, поднятая томистами по поводу принадлежащей их герою теории различения сущности и существования, довольно безнадежной попыткой найти на многочисленных страницах его сочинений хоть что-нибудь, что можно было бы назвать оригинальной идеей.

Подобный подход, хоть и вызывает раздражение у ортодоксальных томистов, является, тем не менее, совершенно оправданным. Однако по отношению к Фоме Аквинскому он все же до конца несправедлив. Для своих современников Фома Аквинский был новатором хотя бы потому, что по-новому смотрел на вещи и пользовался оригинальными способами доказательств, частично по той причине, что на некоторые вещи он отказывался смотреть с традиционной точки зрения. Несмотря на это, он не был тем, кто во что бы то ни стало стремился быть оригинальным, в том смысле, что любой ценой желал сказать что-нибудь новое. Его самобытность заключается скорее в терпеливом и тщательном рассмотрении различных точек зрения, имеющем целью найти то, что представляется ему истинным, а также в его систематическом стремлении к синтезу различных представлений, посредством широкого толкования философских принципов и категорий. Да, он был эклектиком, но в смысле открытости к восприятию идей и побудительных причин, различающихся по происхождению; но он не был эклектиком, заимствующим различные идеи из разных источников, а потом просто накладывающим их друг на друга. Он всегда последовательно и систематично переосмысливал представившийся ему материал, и в данном осмыслении выявлялась сила его мысли.

Фома Аквинский был профессором теологии, а потому не стремился к созданию философской системы. Естественно, он проводил различие между теологией и философией. Это различие является для него не просто предметом для дискуссии. Так, существуют истины откровения, подобно догмату троичности, которые не могут быть доказаны посредством философии, хотя философские понятия могут быть использованы богословием в его попытке изложить истину. Философские истины в то же время через откровение не даны. Однако здесь существуют определенные, хоть и ограниченные частичные совпадения. Так, например, метафизики доказывают существование Бога, однако очевидно, что и для теологов Бог является основной темой. В «святом учении» богослов начинает с Бога, предпосылая бытие Божие как предмет веры, а также размышляет о самооткровении и искуплении, тогда как философ начинает с объектов чувственного восприятия, вещей этого мира, и постигает Бога, мысля посредством умозаключений. Отталкиваясь от христианской веры, исследуя ее сущность и близкие ей вещи, мы рассуждаем как богословы. Если же вера не принимается нами как необходимое условие и мы полагаемся только на свой собственный разум, на принципы, основанные на обычном человеческом опыте, то мы судим как философы.

Ввиду того что сам Фома Аквинский всю жизнь был верующим христианином и, будучи верующим, предавался философским размышлениям, то представляется нереальным, чтобы он сам по своей воле устанавливал такие различия. Мы можем спросить, был ли он всегда теологом. На что Фома мог бы ответить: наличие веры не влечет за собой невозможность мыслить объективно. Кроме того, он серьезно относился к своим взглядам, – это хорошо заметно, если учитывать его отношение к проблеме вечности мироздания. Он полагал, что христианская теология содержит в себе веру в начало мироздания. Он также отстаивает мнение, по которому ни один философ не достигал когда-либо цели, пытаясь доказать, что мир не может быть совечен Богу. Между прочим, он критиковал предложенные Бонавентурой доказательства наличия временного начала мира. Иными словами, Фома Аквинский доказывал, что, насколько он понимает, вопрос, имеет или нет мир начало, не может быть разрешен философски. Ибо, если мы не в силах показать какую-либо невозможность, то в таком случае мы обязаны допустить ее как возможность. Может показаться, что этим тезисом Фома лишь слегка вредит репутации Аристотеля, вместо того чтобы объявить его теорию вечного движения абсурдной, как этого требовали некоторые богословы. Так как Фома Аквинский считал именно «святое учение» способным дать ответ на заданный вопрос, он не рассматривал различие между философией и теологией как фиктивное.