История философии. Средние века - [54]

Присущее Гебиролю углубленное различение материи и формы оказало влияние на некоторых христианских мыслителей XIII века – прежде всего францисканцев, таких, как святой Бонавентура и Матфей Акваспарт. Они увидели в учении о материи и форме метод, пригодный для проведения различий между Богом и его творениями. Бог – это чистое действие, в то время как во всех творениях присутствует материя, которая является чистой потенцией. Те, кто принимал это учение, согласно которому даже ангелы состояли из материи и формы, также, конечно, восприняли понятие формы телесности для того, чтобы проводить различие между духовной материей, обнаруживаемой у ангелов, и телесной материей.

3

Среди еврейских неоплатоников следует упомянуть таких, как Бахья бен Иосиф Ибн Пакуд и Иосиф бен Саддик, живших соответственно в XI и в первой половине XII века. Первый из них представлял собой тип религиозного мыслителя. В трактате «Наставления об обязанностях сердца» он устанавливает различия между внешним почитанием (обязанности тела) и внутренним почитанием (обязанности сердца). Пакуд настаивает на том, что человек не способен должным образом почитать Бога, не имея теоретических знаний. Правда, он допускает божественность откровения и иудаистскую традицию. Но именно признание им значимости роли разума завоевало ему почетное звание философа. В своих доказательствах существования единого Творца он сочетал космологические доказательства бытия Божия с неоплатонической традицией мышления. Однако он придавал огромное значение философскому постижению Бога и порицал отсутствие таковых у большинства верующих; ибо знания такого рода рассматривались им для достижения любви и веры в Бога, что отличало его путь от пути мистического слияния с Единым. Другими словами, несмотря на огромное влияние неоплатонизма, в конце концов он пришел к углубленному и внутренне осознанному пониманию иудейской этики и благочестия.

Совершенно иное отношение к метафизической философии мы находим в «Книге аргументов и доказательств в защиту презираемой веры» Иегуды Галеви (около 1080 – около 1141), уроженца Толедо и еврейского поэта. Описывая диспут об иудаизме при дворе хазарского правителя, произошедший в первой половине VIII века, Галеви вводит действующих лиц – философов христианина, мусульманина и еврея-раввина[157]. Сам философ является более последователем исламской версии учения Аристотеля, нежели неоплатонизма. Однако дело в том, что притязания метафизики на обоснование религиозных принципов в труде Галеви успешно опровергаются раввином. Автор готов допустить, что философское объяснение мира, исходящее из представлений о божественности творца, стоит выше других объяснений. Однако, на его взгляд, притязания метафизиков на обладание истинными знаниями являются неосновательными. Это легко можно заметить, если рассмотреть факт отсутствия в математике взаимно противоречащих школ, что явно отличается от того положения вещей, которое можно обнаружить и в философии. Что касается религиозной истины, то она приходит благодаря божественному откровению, как и сказано в Ветхом Завете. В нравственной сфере разум способен ориентироваться, когда дело касается чисто практического поведения, однако жить жизнью, угодной Богу, человек не способен посредством своих собственных сил. Философы могут говорить о путях спасения, достигаемых посредством человеческих усилий, но на деле только один Бог может указать нам путь к единению с Ним. Таким образом, религия, основанная на метафизической философии, не может быть подлинной.

Нападки Галеви на философов с позиций религии, конечно, не единственный феномен такого рода. Исламский богослов аль-Газали в своем трактате «Непоследовательность философов» критиковал их подобным образом. Однако если аль-Газали был мусульманином, то Галеви являлся горячим сторонником иудаизма. Для последнего еврейский Талмуд был кладезем религиозной истины, а еврейский народ – избранным народом. Он отрицал, что подобные знания достигаются посредством метафизики; он не был и скептиком, если речь касалась подлинно религиозных вопросов.

4

Историки еврейской средневековой философии утверждают, что учение Аристотеля здесь заслонило собой неоплатонизм; что было основной причиной, почему, например, мышление Гебироля не оказывало сильного влияния в еврейских кругах. В известном смысле подобное утверждение несомненно верное. Однако же следует добавить, что учение Аристотеля, известное как таковое, в то время не во всем являлось философией самого Аристотеля, так как развивалось исламскими мыслителями под влиянием неоплатонических комментариев, а также самостоятельных текстов, ошибочно приписываемых великому греку. Так, например, начальный неподвижный источник всякого движения Аристотеля приобретал черты неоплатонического Единого, в свою очередь ставшего первичным источником и началом мира во времени. В то же время некоторые неоплатонические теории были пересмотрены в свете учения Аристотеля или подогнаны под него. Дело не в том, что исламские приверженцы Аристотеля сознательно извращали или изменяли его философию. Скорее всего, они стремились истолковать его мысль в свете неоплатонических представлений, которые, как они верили, были подлинно аристотелевскими или, скорее всего, были прямым развитием его идей. Подобное насыщение неоплатоническими теориями самого учения Аристотеля как облегчало, так и усложняло для исламских и еврейских мыслителей задачи приведения данного учения к согласию с Кораном и Ветхим Заветом. Но поскольку аристотелевская философия становилась все более и более религиозной, то и процесс примирения шел все легче. И поскольку возникла необходимость в неоплатонизме с присущим ему учением об эманациях, возникла проблема сочетания последнего с верой в свободное творение, другими словами, необходимость толкования учения об эманации таким образом, чтобы оно соответствовало вере в свободное творение, осуществленное личным Богом.