История философии. Средние века - [41]

Замечательным примером подобного рода является сочинение, озаглавленное «Искусство католической веры» («De arte fidei catholicae»). Его автор, уверенный в необоснованности опоры на авторитет в полемике с людьми, не признающими значения авторитета, пытается развивать богословие в геометрической манере. Богослов, указывает он, не в силах принуждать нехристиан, в первую очередь мусульман. Он обязан взывать к здравому смыслу, а это значит, что богословие должно как можно в большей степени соответствовать аристотелевскому идеалу науки. В то же время это означает, что автор добивается, насколько это возможно, приближения мысли к математически обусловленной модели, иллюстрируемой в качестве образца геометрией. Начинает он с определения терминов, с аксиом – самоочевидных истинных предположений, а также с определенных постулатов; а затем пытается установить посредством рассуждения происхождение истин, относящихся к Богу, творению мира, искуплению, святым таинствам и воскресению. Тем не менее он допускает, что доводы, используемые с целью доказательства таинств христианской веры, скорее всего, являются скорее приблизительными доводами, нежели строгими и точными доказательствами. Другими словами, он допускает мысль, что геометрический идеал не может быть полностью осуществлен в теологии, и считает, что подобную модель следует иметь в виду в качестве иллюстративного примера.

В «Латинской патрологии» Мижне данный труд включен в перечень работ, принадлежащих Алану Лилльскому (ум. в 1203 г.), преподававшему в Париже и окончившему свои дни монахом в Сито. Мартин Грабман приписывает этот труд Николаю Амьенскому. Несмотря на это, профессор Балик вновь приводит аргументы в пользу авторства Алана Лилльского. Если Алан подлинный автор, то этот труд удачно согласуется с его полемическим трактатом, направленным против еретиков, евреев и мусульман, а также с его работой «Правила сакральной теологии» («Regulae de sacra theologia»). Однако вряд ли можно утверждать, что в его замечаниях о еретиках и нехристианах выражается то, что сегодня можно охарактеризовать как экуменический дух. Впрочем, это не относится к делу. Суть здесь скорее в том, что Алан видит всю бесполезность опоры на авторитет в полемике с людьми, отказывающимися признавать его. И в «Правилах сакральной теологии» он пытается представить богословие как дедуктивную науку, основанную на самоочевидных принципах.

Вероятно, было бы ошибкой истолковывать данную попытку как выражение рационализма, замыслившего превратить христианское богословие в метафизическую систему с помощью метода, аналогичного методу, примененному Спинозой в «Этике». Тут явно присутствует апологетический мотив. С целью убедить еретиков и других нехристиан автор труда «Об искусстве католической веры» пытается, как заметно на ряде примеров, обратить особое внимание на исключительное значение диалектики в богословии. Более того, даже сам святой Ансельм в свое время, обращаясь к троичному догмату, искал «необходимые основания». В то время когда различие между метафизикой и богословием еще не приняло четких очертаний, в характере обучения догматам веры временами обнаруживалась тенденция к принятию форм, на наш взгляд предвещавшая гегелевскую попытку обнаружить философское содержание в христианских догматах.

Глава 8 Философия ислама

1

Существует достаточно устойчивая тенденция думать о средневековой философии как о философской мысли, принадлежащей исключительно западному христианскому миру. Рассмотрим вопрос с другой стороны. Так, термин «средневековая философия» в первую очередь вызывает в памяти имена Ансельма, Абеляра, Фомы Аквинского, Дунса Скота и Уильяма Оккама. И это несмотря на то, что заниматься тщательным изучением мысли Фомы Аквинского или состоянием философии в Парижском университете в XIII веке невозможно, не учитывая влияния таких исламских философов, как Авиценна и Аверроэс, а также мыслителей-евреев, таких, как Маймонид.

Данный подход имеет свои недостатки. В частности, он провоцирует изучение исламской и еврейской философии Средних веков лишь в контексте ее влияния на христианских мыслителей. Однако на первых порах необходимо согласиться с тем, что оба направления средневековой мысли, как исламское, так и еврейское, являются самодостаточными явлениями, их надлежит изучать, и ошибкой было бы допустить старое предубеждение христиан, являющейся поводом к уже привычной интерпретации этой историко-философской темы, так, как она присутствует у европейских и американских авторов. Оставив в стороне тот факт, что любое углубленное изучение философии средневекового исламского мира требует знания арабского языка, мы должны вспомнить о том, поскольку это касается Европы, что уже в Средние века исламская философия перестала существовать, более того, она прекратила существование задолго до того, когда эпоха Средневековья завершилась. На христианском Западе философия постепенно уходит из-под господствующего влияния теологии, что в дальнейшем становится причиной ее процветания; она укореняется в христианских образовательных центрах, но вне какой-либо связи с исламской мыслью. Что касается еврейской философии, то естественным было бы полагать, что такие философы, как евреи Спиноза и Бергсон, принадлежат главному направлению в европейской мысли. Другими словами, несмотря на их еврейское происхождение, едва ли существуют основания понимать их как исключительно еврейских философов. Поэтому, как и следовало ожидать, европейские и американские историки склонны рассматривать исламскую и еврейскую философию Средних веков как тесно взаимосвязанные части.