История философии. Средние века - [109]

Несомненно, что подобную точку зрения трудно примирить с представлениями о свободе человека, чтобы хотя бы сохранить веру в нее. Для Бредвардина волеизъявление человека обусловливается Богом, являясь при этом предсказуемым и свободным. Так что божественная воля является как необходимой (поскольку в ней присутствует божественная сущность), так и свободной, ибо непринуждаема. Сходным с ней образом действует и человеческая воля, то есть необходимо, поскольку ее выбор неизменно является предсказуемым, и свободно, поскольку на нее, по существу, не воздействует ничего, кроме Бога. И хотя Бредвардин не отрицает человеческой свободы, ее признание представляется незатейливому уму чисто номинальным. Вместе с тем не будет столь уж неблагоразумным считать его учение, некоторые особенности которого воспроизводятся у Джона Уиклифа (ум. в 1348 г.), предвосхищением философии Спинозы.

Так как и Оккам и Бредвардин, оба вместе, превозносят божественную волю и всемогущество, то может показаться, что их позиции не так уж разнятся. Также существует мнение, что Бредвардин лишь делает детерминистские выводы на основании учения о божественном всемогуществе, если даже возражает против оккамовского предположения, в соответствии с которым человек способен рассматривать действия, достойные похвалы, и достичь спасения без помощи благодати. Но сами подходы этих двух людей представляются совершенно различными. Оккама, как богослова, более всего интересует проблема освобождения божественной воли от какого-либо принуждения, и он настаивает на том, что порядок вещей, естественный или сверхъестественный, может быть изменен по воле Бога. Как философ, он стремится дать гарантии человеческой свободе, и, как мы видим, он даже готов утверждать, что ограниченный разум неспособен решать проблемы, возникающие в ходе попыток совместить человеческую свободу с божественным предвидением возможных будущих событий. Поэтому человеческую свободу следует принимать как данность сознания, а божественное предвидение признавать предметом веры. Это положение – характерный для «нового пути» пример расхождения между философией и теологией. Бредвардин же в действительности приводит метафизику с ее принципом – все, что ни двигалось бы, двигается посредством чего-то иного, а это «иное» в конце концов является Богом к логическому завершению. Но его больше интересовало, что Бог делает, нежели то, что Бог может свершить, обладая «абсолютным» могуществом.

2

В первой половине XIV века наряду с Оксфордом главным местом, которое могло быть охарактеризовано как центр оккамовских идей, был Париж. Парижский университет дал два чрезвычайно интересных примера возникшей в рамках «нового пути» сильно выраженной тенденции, имевшей целью ограничить знания сферой аналитических суждений.

Иоанн Мирекурский, известный под именем monachus albus (белый монах), по всей видимости, был монахом-цистерцианцем, читавшим лекции по курсу «Сентенций» Петра Ломбардского в цистерцианском колледже Святого Бернара в Париже. С его точки зрения, существуют высказывания, которые посредством анализа можно свести к принципу непротиворечивости. Их истинность проявлена с высшей степенью очевидности. Однако существует только одно эмпирическое высказывание такого рода, а именно утверждающее существование самого говорящего. Еще святой Августин показывал, что данное высказывание не может быть отрицаемо без внутреннего противоречия. Таким образом, его истинность достоверна. То, что Иоанн Мирекурский называет явным согласием (assensus evidens), присуще только тем высказываниям, которые основываются на принципе непротиворечивости и истинности которым свойственна наивысшая степень очевидности (evidenstia potissima).

Если оставить в стороне высказывания, утверждающие существование того, кто мыслит, или того, кто говорит, то ни одно эмпирическое высказывание не является абсолютно истинным. Лекции Иоанна, которые он, по-видимому, читал в 1339–1345 годах, вызвали волну критики, ввиду чего он написал сочинение с целью объяснить и защитить свои воззрения, в котором провел одно различие. За уже упомянутым исключением – ни одно эмпирическое высказывание (ни одно высказывание, в котором отражается опыт реальности) несводимо к принципу непротиворечивости и не заслуживает безоговорочного согласия в отношении своей истинности. Вместе с тем существуют высказывания, которые, не являясь самоочевидно истинными, в то же время заслуживают скорее «явного согласия» (assensus evidense), нежели «неявного согласия» (assensus inevidense). Им нельзя приписывать evidentia potissima (очевидность в высшей степени), но можно в качестве признака приписывать «естественную очевидность» (evidentia naturalis).

Очевидно, Иоанн имеет в виду следующее. Предположим, я вижу объект на большом расстоянии и полагаю, что это человек. Ошибка здесь не только вероятна, но и я сам достаточно уверен в этом обстоятельстве. Объект может оказаться стволом дерева. Следовательно, есть «риск ошибиться», если я соглашусь с утверждением, что объектом является человек. Утверждение не является очевидно истинным. Далее, предположим, я говорю, что существуют материальные предметы или что причиной теплоты является огонь. В обоих случаях я могу ошибиться, если исходить из принципа непротиворечивости. Иоанн Мирекурский, вместе с Оккамом, полагает, что благодаря своему абсолютному могуществу Бог может вызывать во мне все те физико– психологические состояния, которые приведут меня к убеждению, что вдали находятся материальные объекты, хотя на самом деле этих объектов нет. Подобно этому Бог может вызывать теплоту непосредственно, не используя такие опосредованные или вторичные причины, как огонь. Обсуждаемые высказывания, следовательно, не обладают evidentia potissima (наивысшей очевидностью). В то же время у меня нет оснований полагать, что Бог использует свое «абсолютное» могущество для того, чтобы изменить ход событий, которым он сам в действительности положил начало. Ситуация здесь такова – я даю «естественное» согласие на утверждение, что материальные предметы существуют. О данном утверждении можно сказать, что оно «очевидно» истинное, если даже очевидность не является равнозначной очевидности в высшей степени (evidentia potissima), так как нет никакого противоречия в отрицании истинности данного утверждения.