История филологии - [9]

Таким образом, Кант раздвигал границы сциентистской философии, преувеличивающей роль науки, и наполнял ее содержание, как справедли- во утверждают современные философы, гуманитарными ценностями.

По Канту, человек видит звездное небо над собою и ощущает мораль- ный закон в себе. Этика долга даёт не теоретическую, а практическую уве- ренность в свободе морального поступка. (Долг Кант понимал как боже- ственную заповедь, но отрицательно относился к чисто внешним религи- озным отправлениям). Поскольку художественную литературу определяют как человековедение, то для науки о литературе оказался важным катего- рический нравственный императив (требование, моральный закон) Канта. Он различает максиму — субъективный эстетический принцип отдельного индивида — и категорический императив. В «Критике практического разу- ма» философ устанавливает форму и принцип, которым человек должен следовать в своем поведении, то есть императив есть общезначимое нрав- ственное предписание. Но моральный закон, по Канту, не может предпи- сывать чего-то определённого. До Канта было понятие добра и зла: чело-веку надлежит держаться блага и избегать зла, а Кант считает, что нельзя определить, что такое благо и порочное, пока не определен закон. Как же перейти от императива к конкретному событию? Как оценить, например, поступок, продиктованный максимой: человек лжет с благой целью. Но можно ли возвести это в закон? Кто же захочет жить в мире, где все долж- ны лгать по необходимости, лгать, чтоб не пропасть, считает Кант. (Прак- тическую значимость такой постановки вопроса можно ощутить и в наши дни, если вспомнить спор о «двух правдах» в пьесе Горького «На дне» — правды Луки и Сатина). Но по большому счёту, Кант призывает человека к предписанию: «Поступай так, чтобы максима твоей воли в любое время могла стать принципом всеобщего законодательства» — законом объектив- ным.

Кант рассматривал соотнесённость свободы и несвободы человека. Человек своей волей и разумом сам предписывает себе закон. Следова- тельно, условием и основанием морального закона является свобода. Сво- бода — это независимость от каузального механизма (вспомним, что в ХIХ веке реализм, основанный на позитивистской философии, считал, что личность всецело зависит от среды, а в реализме ХХ века личность оказы- вает сопротивление среде). Хотя разум не способен познать предмет ис- ключительно априорно, без опыта, но он может влиять на волю человека, его поведение. Человек не свободен под влиянием внешнего мира, но сво- боден благодаря познанию и своему практическому разуму. Закон мора- ли — категорический императив означает не достижение счастья (в обы- денном понимании), а уважение мольного закона и следование долгу.

Свобода искусства от всякой принудительности сближает его с при- родой. Природа прекрасна, если она в то же время походит на искусство (действительно, мы любуемся прекрасным видом и можем вспомнить при этом полотна живописцев — Л.Е.), а искусство может быть названо пре- красным только в том случае, если мы сознаём, что оно искусство и тем не менее кажется нам природой. В этих суждениях Канта очевидно следова- ние традициям мимесиса. Однако он не видел в художнике, особенно в ге- нии, подражателя. Метафизические представления Канта сыграли важную роль в литературоведческой разработке и многих других проблем, напри- мер, проблемы художественного времени и пространства. При всей поле- мичности, которая порой возникала по отношению к наследию Канта, в частности, критике подвергался агностицизм Канта (с его идеей «вещи в себе»), он оказал колоссальное влияние на последующее развитие фило- софско-эстетической мысли.

2.2. Общая характеристика взглядов К. Гельвеция, И. Гердера, Д. Вико

В разработке конкретных теоретико-литературных проблем в XVIII веке активно участвовали учёные Франции, Германии, Италии.

Так, французский философ-материалист Клод Адриан Гельвеций (1715–1771) в трактате «О человеке» его тринадцатую главу назвал «Об изящных искусствах и о том, что в этой области называют прекрасным». Автор ставит вопрос о прекрасном и возвышенном как цели искусства.

«Прекрасное есть то, что сильно действует на нас». К способам добиться этого результата и сводятся, по Гельвецию, все различные правила поэти- ки. «Чтобы нравиться читателю, надо постоянно вызывать в нем сильные впечатления», − утверждает он. Им дано разграничение категорий возвы- шенного и прекрасного: «Прекрасное отличается от возвышенного боль- шей или меньшей силой впечатления». Искусство, по Гельвецию, вызыва- ет яркие ощущения, сильные эмоции новизной предмета изображения, «усовершенствованным подражанием природе», ясностью идеи и ясно- стью ее выражения, стиля. В том же трактате в главе ХVII «О ясности сти- ля» поднимается и проблема читателя, который ждёт от писателей ясности стиля (прежде всего, в развертывании художественной мысли).

В стиле, говорит Гельвеций, требуется разнообразие (отсутствие од- нообразных оборотов речи), точность, чистота и правильность; он отмеча- ет два подхода к пониманию стиля. Первый — это более или менее удачли- вый способ выражать свои идеи; второй подход предполагает понимание стиля как органического единства произведения в целом (это предвосхи- щение современного понимания стиля как закономерности формы). Говоря современным языком, это проблема соотнесенности содержания и формы: стиль, по Гельвецию, будет отсутствовать, если отсутствует идея.