История эпидемий в России. От чумы до коронавируса - [49]
В 1720 г. чума снова появилась на юге Франции, в Провансе. Это знаменитая Марсельская чума 1720 г., во время которой из 90 000 жителей города погибло 39 134 человека>[199].
Болезнь быстро вышла за пределы Марселя и особенно большие опустошения причинила в Тулоне, где погибло около 20 000 человек, т. е. более 70 % всего населения.
Клинически это была бубонная форма чумы. Впрочем, не исключена возможность наличия также и легочной, так как описаны случаи смерти, в которых к карбункулам и бубонам присоединялась пневмония. Больные, как правило, умирали на 2–5-й день болезни. В начале и в разгаре эпидемии не было ни одного случая выздоровления, и лишь к концу ее они стали появляться.
Марсельская чума вызвала панику в Европе. В Англии и Голландии решено было вообще отказаться от торговли с Францией, и все корабли, приходящие из портов Средиземного моря, должны были выдерживать 40-дневный карантин. Подобные же меры были приняты и в Пруссии; в Швеции приказано все привозимые из Средиземноморских портов товары сжигать на месте.
В России первое сообщение о «моровом поветрии» на юге Франции было получено в сентябре 1720 г. от российского посланника в Париже.
Тотчас по получении этого сообщения, Петр I принял ряд мер против заноса чумы в Россию.
Адмиралтейству и Коммерц-коллегии приказано было «соблюдать осторожность» по отношению к прибывающим в Ригу, Ревель и Архангельск из Франции кораблям, подвергая их санитарному осмотру.
Французским купцам было предложено для ввоза в Россию товара запастись пропуском, «пашпортом» от русского посланника в Париже.
По мере нарастания эпидемии во Франции строгости по отношению к прибывающим оттуда кораблям увеличивались, и наконец в 1721 г. начальникам всех русских портов приказано было не впускать ни одного корабля из французских гаваней. Одновременно принят ряд предохранительных мер на сухопутных границах. Генерал-губернаторам и воеводам пограничных областей был направлен именной указ – инструкция, «как поступать должно при получении первых сведений о моровом поветрии из соседних государств».
Меры эти сводились к устройству застав, на которых днем и ночью должны были «гореть огни, чтобы проезжие чрез те огни… о той моровой язве расспрашивать под смертною казнью». Приезжающих из «заповетренных мест» велено было держать на заставах и никуда не пускать, «чтоб с людьми никакого сообщения не имели».
Зараженные дома предписывалось сжигать, со всем находящимся в них имуществом и скотом. Людей же выводить «в особые пустые места». Судя по имеющемуся в нашем распоряжении историческому материалу, в Россию чума на этот раз не проникла. Однако в черновике «Ведомостей» за 1720 г., носящем название «Ведомости публичные для известия из коллегии иностранных дел», помещено сообщение из Лейпцига от 7 августа: «По некоторым ведомостям из Цареграда от 27 июня видится, что мсровое поветрие много там бедства чинит: и что ежели оно там продолжится, то султанский двор принужден будет выехать оттоль вон; еное поветрие распространяется в Могилеве и во многих местах в Подолии»>[200]. В отпечатанной газете это сообщение с пометкой «чтено 2 августа 1720 г.» помещено не было. Очевидно, редактор (возможно, сам Петр I) не счел нужным оповещать население России о «моровом поветрии» в Подолии и в Могилеве. Что это была за эпидемия, решить невозможно из-за отсутствия каких бы то ни было клинических или эпидемиологических данных.
С 1725 по 1730 г. эпидемии чумы имели место в Персии, Турции, Египте (Шнуррер). Непрекращающаяся угроза заноса болезни в пределы России заставила русское правительство принять соответствующие профилактические меры. Так, в изданной в 1725 г. инструкции об управлении Азовской губернией (§ 11) было приказано: «Ему же проведывать крепко о заповетрии пограничных государств и, уведав о том, учинить той губернии своей в пристойных местах немедленно заставы крепкие, и поступать как о том указы повелевают, с которых при сей инструкции сообщены копии»>[201].
В 1726 г. эпидемия чумы приняла в Константинополе огромные размеры.
Создалась прямая угроза занесения чумы на Украину. В связи с этим, в октябре 1726 г. Верховный тайный совет направил сенату указ «о непропуске никого из заграницы чрез Днепр и в Киев без выдержания карантина по случаю распространившегося в Цареграде поветрия»>[202].
Киевский губернатор еще до этого указа устроил «крепкие заставы» и заставил курьеров «карантину выдерживать». Но эти меры признаны были недостаточными, так как «не безопасно, чтоб от приезжих купцов та язва в Малую Россию не вошла». Поэтому Киевскому генерал-губернатору, Малороссийской коллегии и генерал-фельдмаршалу князю Голицыну отдано было распоряжение устроить и в «пристойных местах» заставы и «приезжих всякого чина людей и купцов чрез Днепр и в Киев отнюдь не пропускали, но велели б им выдерживать обыкновенную карантину».
Из Константинополя чума была занесена на Крымский полуостров, и в ноябре 1727 г. Верховный тайный совет был уведомлен о появившейся в Крыму моровой заразе. Об этом он узнал от своих разведчиков, которые сообщили, что «в Крыму есть… вликий мор… и для того турки… еще в летнее время из Крыма выехали». Всем офицерам стоявших на форпостах по Днепру и Донцу полков были посланы указы, «при которых сообщены и копии с состоявшегося в 1720 г. о той предосторожности указа»
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.