История «демократической контрреволюции» в России - [15]

Уже с самого начала антиколчаковского движения стала ясно видна огромная популярность Советской власти. Тяга к ней была настолько велика, что в некоторых случаях даже эсеры вынуждены были выступать за восстановление Советов, добавляя при этом — без большевиков. Лозунг Учредительного собрания стал уже настолько непопулярен, что склонить к его поддержке не только рабочих, по и крестьян было очень трудно. Поэтому хотя и имелись антиколчаковские группы и отряды, которые выступали за Учредительное собрание, но их и с самого начала было мало, а затем становилось все меньше. В некоторых случаях встречались и попытки объединить на одной платформе Советскую власть и «народовластие».

Предлагалось, например, «установить самый демократический образ правления — Советскую власть» и в то же время «диктатуру пролетариата не вносить в свою программу, считая эти вопросы не вполне созревшими для Сибири»[59].

«Политцентр» предложил большевикам принять участие в восстании в Иркутске под лозунгами «народовластия». Большевики, естественно, не могли принять эсеровскую программу, но вместе с тем они решили возглавить рабочих, участвующих в восстании, и при благоприятных условиях восстановить Советскую власть. Такая возможность возникла сразу же после перехода власти к «Политцентру». К Иркутску подходила Красная Армия, союзники эвакуировались на восток, влияние «Политцентра» катастрофически падало. Большевики приобретали силу, а эсеры теряли ее. Народ не верил эсерам и их лозунгам, он настойчиво требовал восстановления Советской власти. «Политцентру» не оставалось ничего другого, как сложить с себя власть, и 22 января она перешла к созданному за два дня до этого Военно-Революционному комитету. Всесибирский краевой комитет эсеров писал, что перед необходимостью передать власть ревкому «Политцентр» якобы был поставлен иркутскими коммунистами. Однако истинная причина заключалась не в давлении иркутских коммунистов, а в том, что трудящиеся не поддержали эсеров и у лишенного опоры в массах и потому обладавшего лишь эфемерной властью «Политцентра» не было другого выхода. Сдача власти Всесибирским краевым комитетом эсеров и «Политцентром» была еще одной иллюстрацией краха политики «третьей силы», очередным провалом попытки создать промежуточную власть.

«Я спрашиваю свидетеля Филипповского», — говорил в своей речи на процессе эсеров в 1922 г. Н. В. Крыленко, — «Когда вы… подняли восстание в Черноморье против Деникина, когда вы вместе с большевистскими организациями свергли власть Деникина, вставал ли перед вами вопрос, какая государственная система должна быть вместо Деникина? Или, другими словами, кто будет политическим гегемоном при дальнейшем строении политической жизни, рабочий класс или эта бесформенная третья сила?» Филипповский сказал: «Мы передали власть большевистскому ревкому».

«Про Сибирь я спрашивал обвиняемого Ракова, и оказалось: когда после ниспровержения Колчака встал тот же самый политический вопрос, кто же будет гегемоном в решении вопроса дальнейшего политического бытия Сибири, ответ опять-таки дала жизнь. Жизнь велела, и вы практически передали власть большевистскому Сибирскому революционному комитету. Вот как жизнью решался вопрос о третьей силе всякий раз, когда он ставился практически»^[60].

Кроме того, что создание «третьей силы» было нереально, позиция ее сторонников, несмотря на декларирование отказа от вооруженной борьбы с Советской властью и от коалиции с буржуазией, являлась позицией пособничества белогвардейцам. Во-первых, потому, что середины быть не могло и на практике эта середина превращалась в диктатуру буржуазии, прикрытую пышными фразами об Учредительном собрании и демократических свободах. Мечты о несуществующей «третьей силе» объективно помогали буржуазии, так как своими колебаниями и призывами к всеобщей, т. е. буржуазной, демократии ее проповедники ослабляли диктатуру пролетариата.

Во-вторых, сторонники «третьей силы», даже лучшие из них, искренне верившие в возможность существования «золотой середины», защищали как раз те идеи, которые везде прикрывали демократической ложью господство капитала и помогали буржуазии и ее вождям в их борьбе против Советской власти, за его восстановление.

В-третьих, поборники «третьей силы» выступали против совместной борьбы с реакцией, против союза с Советской властью, полностью оправдывая слова: «Кто не с нами, тот против нас». Они стремились использовать трудности, переживавшиеся молодой Советской республикой, для того чтобы добиться oт Советского правительства уступок в пользу буржуазии, предлагая при этом условии поддержать Советскую власть. «Эти „условия“ меньшевиков и эсеров, — писал В. И. Ленин, — означают вот что: мы, меньшевики, эсеры, колеблемся в сторону капиталистов, и мы хотим „единого фронта“ с большевиками, против которых идут капиталисты, используя всякую уступку!» [61].

Таким образом, меньшевики и эсеры, сторонники «третьей силы», выступали как пособники белогвардейцев, «одни — сознательные и злостные, другие — по неразумию и по упорству в старых ошибках, но все — пособники белогвардейцев»