История «демократической контрреволюции» в России - [14]

Однако лидеры мелкобуржуазной демократии вновь и вновь пытались доказать возможность создания «третьей силы» и необходимость борьбы на два фронта, с той разницей, что «новая тактика» предусматривала временный отказ от вооруженной борьбы с Советской властью и формально отрицала коалицию с буржуазией.

Несмотря на принятые решения, на советской территории то там, то здесь вспыхивали контрреволюционные мятежи, подготовленные при непосредственном участии меньшевиков и эсеров, велась антисоветская агитация, организовывался саботаж мероприятий Советской власти. Подобное отношение к решению о прекращении борьбы с Советами являлось не только следствием местной инициативы, но и той двусмысленной интерпретации, которую давало ему руководство эсеров и меньшевиков. В документах чаще и резче, чем отказ от вооруженной борьбы, подчеркивалась недопустимость сотрудничества с большевиками. На словах — призыв отказаться от вооруженной борьбы, осуждение антисоветского «вспышкопускательства», а на деле — взгляд сквозь пальцы на нарушение директив центра и поддержка антисоветских выступлений.

ЦК эсеров, пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре, хвастливо заявил, что «ставка на крестьянство, как основной элемент для создания третьей силы, безусловно может считаться выигранной»[55]. В действительности эта ставка была, безусловно, проиграна, и крестьянин на собственном опыте «научился тому, чего из науки не хотят понять многие эсеры и меньшевики, что может быть только две диктатуры, что нужно выбирать либо диктатуру рабочих, — и это значит помочь всем трудящимся сбросить иго эксплуататоров, — либо диктатуру эксплуататоров»[56]. Мелкобуржуазные идеологи обращались к крестьянину как мелкому собственнику, обещая ему молочные реки и кисельные берега в царстве «всеобщей демократии» и «народовластия».

Большевики обращались к крестьянину как труженику и, не рисуя ему «сладеньких картин», твердо сказали, что только диктатура пролетариата обеспечит свержение ига эксплуататоров. «Диктатура пролетариата, — разъяснял В. И. Ленин, — есть особая форма классового союза между пролетариатом, авангардом трудящихся, и многочисленными непролетарскими слоями трудящихся (мелкая буржуазия, мелкие хозяйчики, крестьянство, интеллигенция и т. д.), или большинством их, союза против капитала, союза в целях полного свержения капитала, полного подавления сопротивления буржуазии и попыток реставрации с ее стороны, союза в целях окончательного создания и упрочения социализма»[57]. В этом определении подчеркивается глубоко демократический характер диктатуры пролетариата как подлинного народовластия — власти самих трудящихся масс. И крестьяне на практике убедились, что большевики правы. Испытав на деле ту и другую диктатуру, они выбрали диктатуру рабочего класса [58].

В связи с этим представляет интерес развитие событий в Сибири после свержения власти Колчака. Призывая сибирских эсеров выступить против него «самостоятельно и при этом не солидаризируясь с большевиками», ЦК партии эсеров подчеркивал, что свержение Колчака «ценно для демократии прежде всего тем, что оно открывает ей возможность создания фронта Учредительного собрания, противопоставленного Красной Армии». Осенью 1919 г. в связи с наступлением Красной Армии эсеры активизировали свою деятельность. В октябре в Иркутске ими был созван нелегальный «Земско-социалистический съезд», а в ноябре на тайном «Всесибирском совещании земств и городов» создан «Политцентр» для подготовки восстания против Колчака.

В сибирской деревне была сильна кулацкая прослойка, в городах — мелкобуржуазная, а основной социальной базой повстанческого движения было крестьянство, поэтому кое-где эсерам удалось приобрести известное влияние в партизанских отрядах. Немаловажное значение имела поддержка союзников, которые приняли сторону «Политцентра», когда увидели, что их ставка на Колчака бита. Во время восстания, поднятого эсерами в Иркутске 24 декабря 1919 г., представитель союзников заявил, что «эсеры — деятели государственного направления, ничего общего с большевиками не имеют и поэтому противодействовать им союзники не намерены». 5 января 1920 г. власть в Иркутске перешла к «Политцентру», которому союзники выдали арестованного Колчака.

Программа, с которой накануне восстания выступили Всесибирский краевой комитет эсеров и поддерживающие его организации, предусматривала: свержение власти Колчака и прочих атаманов; создание однородно-социалистической власти, опирающейся на земства и объединения демократии; немедленное перемирие на фронте и переговоры с московским правительством в целях прекращения гражданской войны; автономию Сибири и созыв Сибирского Учредительного собрания; вывод иностранных войск из пределов Сибири; осуществление всех гражданских свобод и политическую амнистию. Это была старая программа «народовластия» во главе с Учредительным собранием. Ее отличие от Самарской заключалось в том, что если та ставила задачу создания вооруженных сил для борьбы с большевиками, то в этой предусматривались переговоры с Советским правительством. Однако и на этот раз мелкобуржуазной демократии в лице «Политцентра» и Краевого комитета эсеров не удалось осуществить свою программу.