Бессменный начальник штаба 812-го истребительного авиаполка майор Серафим Васильевич Лепилин.
Замполит и «летающий комиссар» 812 ИАН майор Тимофей Евстафьевич Пасынок среди пилотов 3-й эскадрильи.
Ни о каком показательном воздушном бое, который хотел увидеть командующий, теперь уже не могло быть и речи, так как имевшие позиционное преимущество немецкие истребители (они были выше) не давали четырём нашим истребителям произвести ни одной скоординированной атаки по своим бомбардировщикам. Наскоки одиночных «Яков» последние успешно отбивали сосредоточенным огнём своих огневых точек, а выходящие из атаки наши истребители тут же «подхватывались» немецкими. И надо сказать, не без успеха — пилоты «стодевятых» сбили лейтенанта Мартыненко, который выбросился с парашютом над районом Большого Токмака. Вскоре позади уходящих «Юнкерсов» завертелась смертельная карусель на виражах, после чего «мессеры» спикировали и ушли в своё воздушное пространство. Стремительно начавшись, всё так же внезапно и завершилось. Противник был уже за линией фронта. «Рядом — только ведомый, — вспоминает Иван Федоров. — Эфир молчит, как будто отказали все наземные и самолетные радиостанции. Тишина, словно после бури. На душе — неудовлетворенность… Анализирую воздушный бой. Вроде ошибок особых не было. Из той ситуации, в которой довелось драться, выжали все.
Так ведь и обстановка была не в нашу пользу — уж слишком поздно взлетели…»
Через 30 минут после взлёта произвела посадку пара Дергунов-Сереженко, ещё через пять минут приземлился одинокий истребитель Кузнецова. В 18:00 в конце полосы закончили пробег «Яки» Попова и Туманова, спустя ещё пять минут вернулись на аэродром Фёдоров и Максимов. «Приземляюсь, заруливаю на стоянку. — продолжает Иван Фёдоров. — Костя Мотыгин помогает снять парашют, смотрит на меня как-то озабоченно. Вытираю мокрое от пота лицо, шею, затылок, спрашиваю: — Ты чего такой кислый, Костя? Он молчит, смотрит на меня так, вроде я вернулся из боя покалеченным. — Начальство разъехалось… командующий недоволен боем. Перед отъездом сказал, что командира полка и командира группы будут судить… — Да ты что! — не поверил я услышанному. — Как судить? За что:» — не понимая в чем дело, Федоров направился к командиру полка, вокруг которого уже собрались пилоты.
Детально разобрав вылет, они пришли к выводу: все летчики дрались дерзко, проявив мужество и мастерство в тяжелых и неравных условиях, которые возникли по вине руководства. Все очень сожалели, что командующий не разрешил взлет пятнадцатью минутами раньше, поскольку тогда все было бы иначе.
На следующее утро весь личный состав 812-го авиаполка был построен, и перед всеми была зачитана шифровка командарма Т.Т.Хрюкина, в котором давался анализ вчерашнего боя. Шифровка вызвала у летчиков недоумение: в приказной части документа сообщалось, что командир группы лейтенант Федоров отдается под суд военного трибунала «за трусость», а командир полка майор Д.Е.Николаенков — «за плохое руководство полком». В чем именно проявилась «трусость» Федорова в шифровке не указывалось. От такой извращенной оценки их работы и сногсшибательных выводов командарма летчики просто онемели. У многих не укладывалось в голове, как и кого «родился» этот бред: обвинить в трусости боевого лётчика- аса, имеющего на своём счету восемь личных побед и таран. Тищенко позже вспоминал: «Такого оборота никто не ожидал. Отдать под суд людей, которые не совершили никакого преступления? Невероятно!»
Командир 265-й ИАД подполковник Корягин немедленно обратился по команде к командиру корпуса Савицкому с просьбой ходатайствовать перед командармом Хрюкиным об изменении формулировки приказной части шифровки. Через несколько часов была получена вторая шифрограмма, которая разъясняла, за что именно лейтенант Федоров отдается под суд военного трибунала, а именно «за плохое управление воздушным боем по радио (!!). К обеду в полк прибыла следственная группа, и Федорову сообщили, что в 21:00 состоится заседание военного трибунала. Но противник, не зная о том, что творится в 265-й ИАД, не снижая активности, продолжал свои вылеты в район сосредоточения советских войск.
Тем временем на аэродроме продолжалось обвинительное делопроизводство с удивительной для летчиков, но вполне обычной для ежовско-бериевской карательной машины скоростью. После ужина пилотам сообщили, что заседание переносится на утро. Однако в полночь, как и предполагалось, подследственный комэск Федоров был вызван к председателю военного трибунала. Командиры звеньев, среди которых находился и И.Ф.Попов, привлеченные в качестве свидетелей, горой стали за Федорова. В своих показаниях они, не взирая на возможные «последствия», были единодушны: «Не наша вина, что бой не получился таким, каким его планировали на земле, — слишком поздно разрешили взлет.». Это утверждение не осталось забытым высоким начальством, и оно сыграло свою роль в дальнейшей судьбе, как Федорова, так и Попова. Не дослушав свидетелей, председатель трибунала, привыкший «творить быстро и не задумываясь» зачитал приговор: «Федоров приговаривается к 8-ми, а Николаенков — к 10-ти годам тюремного заключения с отбытием наказания после окончания войны.».