История афинской демократии - [74]

Рабы нередко являлись лицами, близкими к семье господина, верными и преданными его домочадцами. Некоторые надгробные надписи трогательно выражают привязанность питомцев к их воспитателям и кормилицам из класса рабов. В произведениях афинских трагиков мы встречаем также немало примеров этому. Ксенофонт в число обязанностей хозяйки ставит заботу о больном рабе, чтобы за ним был достаточный уход. Вообще тогдашняя литература изображает положение раба в Афинах не особенно тяжким. Рабы, например, у Аристофана не отличаются робостью; они не запуганы. Они нередко фамильярны и дерзки. Ксанфий в «Лягушках» – скорее младший товарищ Диониса, нежели невольник. Но особенно характерно свидетельство автора олигархического произведения[202] времени Пелопоннесской войны, который негодует на то, что рабы в Афинах, как и метеки, отличаются крайней «распущенностью»: в Афинах нельзя ударить раба; он не уступит тебе дороги; по одежде и по внешнему виду он не отличается от свободного; рабам позволяется там нежиться, а некоторым даже жить пышно; но где рабы богаты, там нет нужды, чтобы мой раб боялся тебя, ибо в таком случае он станет жертвовать своими средствами, чтобы не подвергать риску свою жизнь. Мы, замечает автор, предоставили рабам такую же свободу речи, как и не рабам. Об этом говорит в IV в. и Демосфен (в своей третьей «Филиппике»): «Вы, – напоминает он афинянам, – считаете свободу речи настолько общим достоянием всех, что уделили ее и чужеземцам, и рабам; у вас многие рабы говорят, что хотят, с большей свободой, нежели в некоторых других государствах граждане».

Но хотя в Афинском государстве положение рабов и было лучше по сравнению с другими странами, многие из них, естественно, были не довольны своей участью. Некоторые источники[203] говорят о том, что и в Афинах рабы были «дурно настроены» против господ. Массовых восстаний рабов, какие происходили в Риме, в Аттике не бывало; но рабы иногда бежали от господ. Когда, например, спартанцы заняли Декелею во время Пелопоннесской войны, то к ним перебежали из Афин до 20 000 рабов, большей частью ремесленников.

Как известно, Аристотель отстаивал необходимость рабства; по его мнению, сама природа предназначила одних к тому, чтобы быть свободными, других – к тому, чтобы быть рабами. Но еще во второй половине V в., в эпоху просвещения и эмансипации личности, высказывались иные воззрения, осуждавшие рабство и ставившие раба наравне со свободным. Воззрения эти мы встречаем у софистов и у Еврипида. По словам, например, Алкидама, бог всех нас создал свободными; природа никого не сделала рабом. У Еврипида, с одной стороны, высказываются мысли, что раб, который размышляет больше, чем следует, – величайшее бремя для дома, и нет ничего хуже и бесполезнее подобной собственности; что нехорошо покупать или держать раба, который умнее господина, что тот глупец, кто доверяет рабу; для раба чрево – все; больше он ни о чем не думает. С другой стороны, рабство выставляется величайшим несчастием; это – насилие и несправедливость. Если и у Эсхила говорится о необходимости хорошо, кротко обращаться с рабами, то особенно на этом настаивает Еврипид. У него ярко изображается несчастное положение рабов, которые, несмотря на свой тяжелый труд, позволяющий господам наслаждаться жизнью и развивать свой ум, обречены на положение рабочего скота[204]. Еврипид отводит рабам видное место в своих пьесах, часто изображая их преданность, верность и то, как они разделяют горе и радость господ; у него рабы, наравне с другими, рассуждают о вопросах религии, политики и нравственности. Мало того: в одной из трагедий устами хора Еврипид провозглашал ту мысль, что и благородные, и неблагородные – одинакового происхождения; мать-земля дала всем одинаковый вид; ничего такого, что нас отличало бы друг от друга, мы не получили от природы; только время и обычай установили различие между людьми и возвеличили благородное происхождение[205]. Раба благородного имя не опорочит; многие из них – из рабов – лучше свободных, говорится у Еврипида в другом месте[206]. Или:

…У раба

Позорно только имя. Если честен,

Так чем же он свободным не чета?[207]

У Еврипида высказывается мысль, что если рабы обыкновенно ниже свободных по своим умственным и нравственным качествам, то в этом виновата не природа, а люди и обстоятельства, поставившие их в такое положение, что хорошие качества рабов не могут развиваться.

Но не следует думать – как полагали это раньше, – будто рабство совершенно вытеснило и устранило свободных рабочих: наряду с рабским трудом продолжал существовать и свободный труд[208], и последний играл видную роль в V в. Каменщики, плотники, маляры и пр., возведшие в Афинах грандиозные постройки, были большей частью свободные люди, хотя у иных в их распоряжении и находилось по 1—2 раба. Вспомним, что строительная деятельность вождей афинской демократии имела целью дать заработок безработной массе свободного населения. Документальные свидетельства – уцелевшие отрывки счетов по постройке Эрехтеиона[209] – показывают, что ремесленники, подмастерья, носильщики – частью граждане, частью метеки, но почти без исключения – люди свободные. Но все же свободный труд встретил в рабском труде опасного, можно сказать, неодолимого соперника, который отнимал хлеб у многих свободных граждан, принуждал их к праздности или заставлял неимущего гражданина работать за ничтожную плату, идти в наемники и т. п. Рабство усиливало перевес капитала и способствовало увеличению имущественного неравенства. Оно заставляло государство брать на себя трудную задачу – заботиться о существовании неимущих граждан. Пока государство было сильно, оно выполняло эту задачу, но стало падать его могущество – и в благосостоянии и численности населения должен был наступить быстрый регресс. Рабство содействовало наступлению тех социальных кризисов, которые впоследствии погубили Грецию